Читаем Под белым орлом полностью

— Я был вашим домоправителем да состою им и теперь и часто совершал по вашему поручению путешествия, между прочим и за границу; так вот дайте мне поручение в Париж для закупки каких-нибудь предметов или для чего вам угодно и выправьте мне паспорт, чтобы я мог беспрепятственно перебраться через границу и достигнуть Франции. После того, обещаю вам, вы никогда не услышите больше обо мне.

Потоцкий, потупившись, задумчиво смотрел пред собою.

— Вы колеблетесь, граф Феликс, спасти вашего друга от опасности? — сказала София. — То, чего требует Пулаский, действительно разумно, справедливо, и вы обязаны исполнить его желание.

— Слышите, граф Потоцкий? — насмешливо произнёс Пулаский. — То, что эта дама находит справедливым, должно быть справедливо. Не бойтесь, я привык к осторожности; ваш управляющий благополучно доберётся до Парижа и не наделает вам хлопот. Я знаю не хуже вас, как необходимо сохранить вас для будущего ради свободы отечества и... ради мщения за отечество, — тихо прибавил он.

— Через час паспорт будет готов, — торопливо сказал Потоцкий. — Однако я убеждён, что вы нуждаетесь в деньгах; прошу вас, примите их от друга, который обязан вам так много, что не в силах никогда с вами расквитаться.

— Я уже сказал вам, граф Потоцкий, что моих наличных средств вполне достаточно, — коротко и холодно отвечал Пулаский: — может быть, я найду смерть на поле сражения, тогда как мои друзья попадут в руки палача; но, может быть, я уцелею, чтобы со временем отомстить за них.

— Это должно было случиться, Вацлав, — произнёс взволнованный Потоцкий, — никто не может идти против судьбы. Прощайте, да хранит вас Небо!

Он протянул ему руку, в первый раз подняв на него взор как бы с мольбой.

— Да, — мрачно произнёс Пулаский, — так должно было случиться. Лев беззащитен против змеи, а человек — против измены!

Он не взял руки, протянутой Потоцким, повернулся без поклона и оставил кабинет.

Граф, лицо которого вспыхнуло ярким румянцем, когда Пулаский вышел вон, заметил:

— А ведь, пожалуй, с моей стороны неосторожно отпускать этого человека с его тайной, которую он, обернувшись назад, может метнуть в меня, как отравленную стрелу.

— Оставь его, — сказала София, — пускай себе убирается как можно дальше! Люди его сорта неудобны вблизи, их поступки нельзя предусмотреть заранее, ими слишком мудрёно управлять, так как у нас нет возможности обуздывать их. Вдали Пулаский будет безвреден, его бегство послужит ему осуждением; каждое обвинение, которое он мог бы взвести на тебя издалека, должно обрушиться на него же самого. Он был бы ещё страшен, если бы когда-нибудь вернулся назад, чтобы отомстить за себя, но мы и императрица Екатерина позаботимся о том, чтобы этого не случилось.

Час спустя у боковых ворот дворца графа Потоцкого Вацлав Пулаский усаживался в простую дорожную бричку, которою он пользовался всегда для своих поездок по делам. Она была запряжена парою почтовых лошадей. Его слуга, которого он на этот раз не брал с собою, вынес чемоданчик с самой необходимой дорожной поклажей. Прежде чем сесть в экипаж, Пулаский обернулся ещё раз; пока лакей прилаживал на место его чемодан, он, тихо шевеля губами, отряхнул пыль от своих подошв. Бричка покатила по оживлённым улицами города и вскоре выехала на большую дорогу, которая вела к прусской границе.

Граф Феликс Потоцкий отправился в суд и с гордой, уверенной осанкой вступил в зал заседаний, где совещалось собрание высших судей и сановников государства.

Судебный процесс ещё мало подвинулся вперёд. Кроме Лукавского, был схвачен рыскавшими кругом патрулями также и Стравенский, равно как и ещё некоторые из подчинённых заговорщиков. В Лукавском и Стравенском узнали управителей из лугового имения графа Потоцкого, но сами они по-прежнему упорствовали в своём запирательстве и отказывались отвечать на задаваемые им вопросы.

Графу Потоцкому было предложено удостоверить личность арестованных; он ответил с надменно-равнодушной миной, что управители его мелких имений незнакомы ему в лицо, а его доверенный, который один и самостоятельно ведёт все хозяйственные дела, находится теперь в отъезде.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторический роман

Война самураев
Война самураев

Земля Ямато стала полем битвы между кланами Тайра и Минамото, оттеснившими от управления страной семейство Фудзивара.Когда-нибудь это время будет описано в трагической «Повести о доме Тайра».Но пока до триумфа Минамото и падения Тайра еще очень далеко.Война захватывает все новые области и провинции.Слабеющий императорский двор плетет интриги.И восходит звезда Тайра Киёмори — великого полководца, отчаянно смелого человека, который поначалу возвысил род Тайра, а потом привел его к катастрофе…(обратная сторона)Разнообразие исторических фактов в романе Дэлки потрясает. Ей удается удивительно точно воссоздать один из сложнейших периодов японского средневековья.«Locus»Дэлки не имеет себе равных в скрупулезном восстановлении мельчайших деталей далекого прошлого.«Minneapolis Star Tribune»

Кайрин Дэлки , Кейра Дэлки

Фантастика / Фэнтези
Осенний мост
Осенний мост

Такаси Мацуока, японец, живущий в Соединенных Штатах Америки, написал первую книгу — «Стрелы на ветру» — в 2002 году. Роман был хорошо встречен читателями и критикой. Его перевели на несколько языков, в том числе и на русский. Посему нет ничего удивительного, что через пару лет вышло продолжение — «Осенний мост».Автор продолжает рассказ о клане Окумити, в истории которого было немало зловещих тайн. В числе его основоположников не только храбрые самураи, но и ведьма — госпожа Сидзукэ. Ей известно прошлое, настоящее и будущее — замысловатая мозаика, которая постепенно предстает перед изумленным читателем.Получив пророческий дар от госпожи Сидзукэ, князь Гэндзи оказывается втянут в круговерть интриг. Он пытается направить Японию, значительно отставшую в развитии от европейских держав в конце 19 века, по пути прогресса и процветания. Кроме всего прочего, он влюбляется в Эмилию, прекрасную чужеземку…

Такаси Мацуока

Исторические приключения

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза