— Я должна была так поступить, чтобы объясниться с вами, — ответила императрица. — Говорю вам откровенно, что боюсь вас, так как только вы одна можете сделать опасным для меня Потоцкого, а кроме него никто не страшен мне. Остальные польские патриоты-идеалисты не имеют для меня никакого значения, так как мало популярны среди народа, один Потоцкий обладает хитростью и другими данными, которые дают ему возможность сгруппировать вокруг себя польское дворянство. Такой человек, как Потоцкий, находящийся под вашим влиянием, под влиянием женщины, вселяющей ему бодрость и мужество, мог бы быть для меня серьёзным противником. Видите; я откровенно высказываю вам свои мысли; это доказывает, как я уважаю вас. Я предлагаю вам перейти на мою сторону, предлагаю вам свою дружбу, иначе мне придётся уничтожить вас как опасного врага.
— В ваших руках, ваше императорское величество, вся сила и власть, — заметила София, — но, признавая за мной мужество, гордость и волю, вы, конечно, можете быть убеждены, что я не боюсь ни смерти, ни ссылки. Жизнь — игра; только очень большая ставка придаёт ей интерес; но, кто играет в большую игру, тот должен быть готовым и на крупный проигрыш.
— Я не сомневаюсь в том, что вы храбро и с достоинством перенесёте поражение; но, право, не стоит начинать игру, когда заранее известно, что проигрыш неизбежен! — возразила Екатерина Алексеевна.
София молча опустила голову на грудь.
— Слушайте меня дальше, — продолжала императрица. — Всякий человек прикреплён к той почве, на которую попал по воле природы, судьбы или случая. Оставаясь на этой почве, он может достичь страшной высоты, подобно огромному дереву, но не может оторваться от родной земли. Я родилась принцессой; судьба заставила меня сделаться императрицей, а моя воля и характер дали мне возможность неограниченно управлять своим государством и крепко держать в руках скипетр. Нисколько не колеблясь, я уничтожу каждого соперника, который пожелает стать мне поперёк дороги. Что касается вас, то вы не принадлежите к числу тех, которым судьбой предназначена корона. В ваших жилах нет и капли царской крови! Поэтому вы никогда не можете сделаться королевой; а если бы вам даже и удалось достичь этого, то вы не могли бы долго оставаться ею.
— Господи, ведь он говорил то же самое! — воскликнула София.
— Да, иначе и не может быть, — продолжала Екатерина Алексеевна, — что бы он вам ни обещал, в чём бы ни клялся. Я не думаю упрекать вас вашим происхождением — ведь мы не виноваты в нём; но от него зависит направление нашей жизни. Я хочу и буду королевой Польши, я могу этого достичь, так как я — русская императрица, и сотни тысяч солдат подчинены мне. Может быть, вам это удалось бы быстрее и легче, чем мне, если бы вы были на моём месте, но на своём — это для вас невозможно. Если бы меня даже не было и никто не мог помешать вам в достижении вашей цели, вы всё-таки не могли бы быть польской королевой, так как Потоцкий не примирился бы с женой, которой не признают европейские монархи. То, что сделал Пётр Великий, возможно лишь один раз, да притом Потоцкий ведь — не Пётр Великий. Помимо короны, вы можете занять высокое блестящее положение, если станете моей союзницей и поможете мне достичь польского престола, на который не может прочно усесться Феликс Потоцкий. Я прошу вас сделаться другом русской императрицы и королевы польской и вместе со мной восстановить величие Польши, которую должны будут признать равной себе высокомерные короли Европы. Вы разделите со мной все заботы, но зато и торжество победы. Клянусь вам честью, что, если бы вы были русской императрицей, а я — Софией де Витт, я, ни минуты не колеблясь, согласилась бы сделаться вашей союзницей. Я ограничилась бы тем, что заняла бы самое высокое положение, какое доступно при моём происхождении, и ревностно работала бы рядом со своим другом в созидании величественного здания, которое быстро выросло бы, находясь в руках двух таких женщин, как мы с вами.
София вскочила с места. По-видимому, она переживала сильную внутреннюю борьбу; её грудь высоко вздымалась от волнения, с губ срывались непонятные слова.
— Но ведь было бы недостойно спуститься с высоты, когда уже почти достигнута вершина, — произнесла она. — Не лучше ли совсем погибнуть, чем трусливо отступить?
— Вы ещё не достигли вершины, — возразила Екатерина Алексеевна, — и никогда не добрались бы до неё, так как видите, что я узнала ваши сокровеннейшие планы и вы теперь в моей власти.
— А что будет, если я всё-таки не соглашусь на ваши условия? — воскликнула София, взглянув на императрицу горящими от воодушевления глазами, — если я скажу, что не отступлю от своего плана? Кто мужественно идёт вперёд, тот всё-таки может победить, хотя бы это и было даже чудо, а если придётся потерпеть поражение, то лучше умереть, потому что смерть избавляет от унижения. Что будет, если я скажу: «Да, ваше императорское величество, я — ваш враг и предпочитаю смерть предательству»?