Однако, как только строительство было завершено, у лагеря начались проблемы. Лед, как и вода, течет. Специалисты Инженерного корпуса об этом знали и включили динамику льдов в свои расчеты. Но не учли должным образом антропогенный фактор — как именно тепло от реактора ускорит процесс. Туннели почти сразу же начали оседать[233]. Чтобы жилые домики, кинотеатр и столовую не раздавило, сотрудникам приходилось постоянно подпиливать лед бензопилами. Один из посетителей базы даже заявил, что все это было похоже на ежегодное сборище всех дьяволов ада[234]. К 1964 г. камера, в которой находился реактор, настолько деформировалась, что саму установку пришлось демонтировать. В 1967 г. базу законсервировали и забросили.
Можно считать историю «Лагеря столетия» очередной аллегорией антропоцена. Человек изъявляет намерение «завоевать окружающую среду». Он хвалит себя за находчивость и отвагу, а потом понимает, что попал в ловушку и стены вокруг него сжимаются. Как ни уничтожай природу снегоуборочной машиной, она все равно возьмет свое.
Но я рассказываю об этом проекте вовсе не поэтому. Или, по крайней мере, не только поэтому.
Может, лагерь и был лишь имитацией, своего рода «потемкинской» исследовательской станцией, но настоящие исследования там все же проводились. Даже когда туннели искривились и просели, команда гляциологов продолжала бурить скважины сквозь ледяной покров. Буровики один за другим вытаскивали длинные тонкие ледяные цилиндры — керны, пока не уперлись в коренную породу. Эти цилиндры — общим числом более тысячи — составили первый полный срез гренландского льда[235]. То, что он рассказал об истории мирового климата, оказалось настолько запутанным и невероятным, что ученые до сих пор пытаются в этом разобраться.
Впервые я прочитала о «Лагере столетия», когда планировала поездку в Гренландию. Я договорилась посетить места, где проводились буровые работы — так называемый Проект добычи ледяного керна Северной Гренландии. Работы велись на поверхности трехкилометрового слоя льда в месте, еще более отдаленном, чем «Лагерь столетия». Чтобы добраться туда, мне пришлось сесть на оборудованный лыжными шасси самолет C-130 «Геркулес». На борту находились несколько километров троса для буровой установки, группа европейских гляциологов и министр высшего образования и науки Дании. (Гренландия — датская территория, на что американские военные с легкостью закрыли глаза при планировании проекта «Ледяной червь».) Как и всем нам, министру пришлось сидеть в грузовом трюме, воспользовавшись армейскими берушами.
Когда мы вышли из самолета, нас приветствовал Йорген Стеффенсен, один из руководителей проекта. На нас были огромные утепленные ботинки и тяжелая зимняя одежда. На Стеффенсене — старые кроссовки, грязная расстегнутая парка и никаких перчаток. С бороды свисали крошечные сосульки. Первым делом он прочитал короткую лекцию об опасности обезвоживания.
— Может показаться, в этом есть логическое противоречие, — сказал он. — Под нами три километра воды. Но здесь очень сухо. Так что не забывайте пить и писать.
Затем он ознакомил нас с правилами поведения в лагере. Здесь было два утепленных туалета шведского производства, но мужчин любезно попросили облегчаться на льду, в специальном месте, обозначенном маленьким красным флажком.
«Проект добычи керна» выглядел довольно скромно. Все хозяйство располагалось в нескольких вишнево-красных палатках, расположенных вокруг геодезического купола, заказанного по почте из Миннесоты. Чтобы подчеркнуть изолированность этого места, перед куполом кто-то в шутку установил дорожный столб с табличкой, указывающей, что до ближайшего города Кангерлуссуака 800 км. Рядом издевательски зеленела фанерная пальма, как насмешка над царящим вокруг холодом. Вид во все стороны открывался совершенно одинаковый: абсолютно ровное белое пространство, которое можно было бы описать как мрачное или, наоборот, вдохновляющее.