— Вот, Иван Петрович, его превосходительство изволит ехать в Гамбург. Им надо командировочный паспорт и открытый лист на 15 мест вещей.
Подходит Васильев к конторке, открывает ее, и я вижу в ней кипу паспортов, вынимает один из них:
— Фамилия, имя, отчество Вашего превосходительства?
Вписывает и вручает мне паспорт, выдаваемый только с „высочайшего соизволения“.
— Вещи у Вас с собой?
— Нет, их 45 пудов, они на заводе.
Обращается к курьеру:
— Петров, возьмите 15 ярлыков, вот этот открытый лист, печать, сургуч, шпагат, одним словом, все, что надо, поезжайте к 10 часам утра по адресу, указанному его превосходительством, и опечатайте все, как полагается.
Поблагодарил я Васильева самыми лестными словами.
На следующий день в 10 часов утра является Петров со всем своим снаряжением, опечатывает все ящики, как полагается, вручает мне открытый лист, получает пяти–и десятирублевый золотой, величает меня „ваше сиятельство“[110]и, видимо, вполне довольный, уезжает.
Когда я рассказал это членам моей комиссии и показал наш багаж, они ни глазам своим, ни ушам верить не хотели».
Были, естественно, и другие виды преступлений.
Так, будущий вице–адмирал Петр (Питер) Петрович Бредаль был разжалован на три месяца в матросы за избиение подчиненного ему офицера. Впрочем, тогдашний командир линейного корабля «Святой Александр» был досрочно амнистирован.
Захарий Данилович Мишуков (будущий адмирал) за 15–месячный прогул был «лишен жалования и выслуги за данное время». Суть «прогула» заключалась в том, что офицер не мог более года добраться из Астрахани (он был главным командиром тамошнего порта) до Санкт–Петербурга. Даже учитывая качество тогдашних дорог, срок, согласимся, невероятный.
А вот пример ревностного служаки адмирала Петра Ивановича Ханыкова. С 1791 г. он командовал различными эскадрами в Балтийском и Северном морях (включая отряд из 12 линейных кораблей и восьми фрегатов в британских водах). С 1801 г. Ханыков командовал Кронштадтским портом и, по сути, Балтийским флотом.
В 1808 г. адмирал Ханыков допустил соединение союзных британского и шведского флотов, причем в ходе боя на отходе русская эскадра потеряла линейный корабль «Всеволод». «За неоказание помощи» кораблю Ханыкова приговорили к разжалованию в рядовые сроком на месяц. Решение суда конфирмовано[111] не было, однако на следующий год флагмана уволили в отставку, говоря языком того времени, «без почестей».
Небольшие проступки офицера карались, чаще всего, «постановкой на вид» либо объявлением выговора. На берегу же он мог попасть, так же как и матрос, в «арестный дом», будучи арестованным простым арестом. Впрочем, это было достаточно редким явлением.
В море существовал такой вид наказания, как арест при каюте — с исполнением своих обязанностей либо без оного. Более строгим вариантом последней кары был арест с выставлением у каюты часового с винтовкой, к которой был примкнут штык (на офицерском жаргоне того времени — «арест с пикой»). Информацию об аресте могли занести либо не занести в личное дело офицера (второй вариант был, естественно, более предпочтительным).
Входе революции 1905—1907 гг. были часты наказания для офицеров, недостаточно твердо, по мнению начальства, стоявших на страже Российского престола и отечества.
Первого августа 1905 г. уволили в отставку с поста младшего флагмана Черноморской флотской дивизии контр–адмирала Федора Федоровича Вишневецкого. Контр–адмирала отставили с формулировкой «за медлительность и нерешительность» в подавлении мятежа на эскадренном броненосце «Князь Потемкин Таврический». И это несмотря на то, что Вишневецкий был героем Русско–турецкой войны 1877—1878 гг., за подвиги в которой он стал кавалером ордена Святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом.