Под акацией Запада

Ни Рамзес, ни Нефертари не отвергли ее; она стала «второй женой» фараона. Изэт испытывала несравнимое счастье быть рядом с царем и жить в его тени. Придворные считали, что она губит свою жизнь, но Изэт не обращала внимания на эти пересуды. Она предпочитала быть служанкой Рамзеса, чем супругой глупого и напыщенного сановника.

Смерть Нефертари повергла ее в глубокое отчаяние; царица была ей не соперницей, но подругой, которую она уважала и которой восхищалась. Зная, что никакие слова не смягчат душевной боли фараона, она оставалась незаметной, безмолвной и сдержанной.

И немыслимое произошло! Когда закончился траур, и царь закрыл дверь гробницы Нефертари, он попросил Красавицу Изэт стать его Великой Супругой. Фараон не мог царствовать один, согласно традиции это должен быть союз мужского и женского начала, единение душ и гармонии.

Прекрасная Изэт и не думала, что станет царицей; обладать этим высоким саном после Нефертари повергало ее в трепет. Но воля Рамзеса не обсуждалась; Изэт, несмотря на ужас, подчинилась. Она стала «нежной любовью, той, которая видела богов Гора и Сета, успокоившихся, наконец, в существе Фараона, владычицей Двух Земель, Верхнего и Нижнего Египта, той, чей голос приносил радость»… однако традиционные титулы не имели никакого значения. Настоящее чудо — это разделять жизнь Рамзеса, его надежды и страдания. Изэт стала женой величайшего Фараона, которого когда-либо знала земля, и его доверия было достаточно для счастья.

— Его Величество просит вас, — сказала служанка.

Великая Супруга Фараона, увенчанная париком в форме чучела грифа с двумя высокими перьями, одетая в длинное белое платье, стянутое в талии красным поясом, украшенная золотым ожерельем и браслетами, направилась в приемный зал. Получив воспитание в знатной и богатой семье, она умела вести себя во время официальных церемоний; и теперь, как и Фараон, она станет центром внимания придирчивых и злословных сановников.

Красавица Изэт остановилась недалеко от Рамзеса. Он, первая и единственная любовь, продолжал волновать ее. Рамзес был слишком недосягаем для нее, она никогда не могла постигнуть глубину его мысли, но магия страсти заполняла эту непреодолимую пропасть.

— Ты готова?

Царица Египта поклонилась.

Когда появилась царская чета, разговоры умолкли. Рамзес и Красавица Изэт заняли место на троне.

Аша; друг детства Фараона и верховный сановник, как всегда элегантный, охотно дававший советы людям, приблизился к царю. Глядя на этого изысканного придворного с ухоженными усиками, пренебрежительными манерами, кто бы мог подумать, что он, преодолевая невероятные препятствия, рисковал своей жизнью ради установления мира на Ближнем Востоке? Любитель красивых женщин, изысканной одежды и хорошей еды, Аша с иронией и легким разочарованием смотрел на окружающий мир, но он горел желанием, которое ничто и никто не смог бы погасить, трудиться во славу Рамзеса, единственного человека, к которому он испытывал безграничное восхищение, ни разу не признавшись ему в этом.

— Ваше Величество, Юг покоряется вам и приносит свои богатства, прося у вас дыхания жизни; Север молит о чуде вашего присутствия; Восток собирает свои земли, чтобы предложить их вам; Запад смиренно становится на колени, и его вожди преклоняются перед вами.

Посланник Хеттской империи вышел из толпы придворных и низко поклонился царской чете.

— Фараон — повелитель сияния, — заявил он, — дыхание огня, дающего жизнь и уничтожающего ее. Пусть его ка [1]будет вечным, а его время — счастливым, пусть паводок придет к нему своевременно, так как он обладает божественной энергией, он, который происходит одновременно от неба и от земли. При царствовании Рамзеса нет больше мятежников, и страны живут в мире и согласии.

За речами последовали подарки. От Нубии до провинций Ханаана и Сирии империя Рамзеса Великого выражала почтение своему господину.

Дворец уснул; освещен был только кабинет царя.

— Что происходит, Аша? — спросил Рамзес.

— Две Земли благоденствуют, изобилие царит в каждой провинции, житницы касаются неба, ты — жизнь твоего народа, ты…

— Речи закончены. Почему хеттский посол так долго восхвалял мои достоинства?

— Дипломатия…

— Нет, здесь нечто большее. Как ты думаешь?

Аша провел указательным пальцем по своим ухоженным усикам:

— Признаюсь, я смущен.

— Может, Хаттусили снова ставит под сомнение мирный договор?

— Он бы тогда отправил послание другого рода.

— Скажи, каково твое истинное мнение.

— Поверь, я в недоумении.

— Пребывать в сомнении, имея дело с хеттами, было бы серьезной ошибкой.

— Должен ли я понимать так, что ты поручаешь мне раскрыть замысел анатолийцев?

— У нас был слишком долгий период мира, и ты утратил бдительность, Аша.

Глава 3