Почувствуйте разницу

Затем несчастная все же забылась сном, а поутру увидала в зеркале, что за ночь ее носик, как мы условились называть эту Пизанскую башню, совершенно пришел в норму. Анна Львовна невероятно обрадовалась! И еще подумала, как нехорошо, что она плохо думала о Коростылеве, и что надо будет ему вечером позвонить, договориться насчет мытья бокалов. А пока она позвонила к себе на работу и очень взволнованным голосом сообщила, что у нее в ванной жутко прорвало трубу и она никак не может выйти из дома. Эта легенда ей нужна была для того, чтобы поскорей побежать к одной знакомой, которой из-за рубежа привезли разные интересные тряпки, и там могло быть и для Анны Львовны. Но когда, изложив эту остроумную легенду, Анна Львовна положила трубку и вновь глянула в зеркало, то соседи в квартире за стенкой услыхали звуки вулканических рыданий и горький крик:

- Уй, геодезист сучий!..

Далее - Сергей Арташезович.

Этот овощной джигит, поднявшись утром с постели, первым делом скосил глаза крест-накрест - вот так! - и убедился, что за ночь и его могучий клюв обрел свой всегдашний достойный вид. И коршун Арташезович решил, что на этом очередное коростылевское послевкусие для него закончилось. И настроение у джигита сделалось очень хорошее. Тем более что и вчера жена Арташезовича ничего такого не заметила, а может быть, и заметила, но решила, что ее храбрый коршун сам знает, какого цвета у него должен быть нос. Лишь бы не было неприятностей с ОБХСС.

И вот в этом очень хорошем настроении Сергей Арташезович уже стоит за прилавком вверенного ему овощного подвальчика и лично сам осуществляет торговый процесс, а именно - отпускает гражданам яблоки по цене один рубль пятьдесят копеек за килограмм. И строго следит, чтобы, не дай бог, не допустить какого-нибудь недовеса. И все идет очень хорошо, как вдруг появляется какая-то неприятная дамочка и неделикатно интересуется, почему это здесь яблоки по рубль пятьдесят, а повсюду точно такие же по рубль тридцать.

Сергей Арташезович со всей любезностью разъясняет дамочке, что только такая старая слепая курица может не видеть, что это совсем другие яблоки, что в этих яблоках намного больше железа, и уж не пришла ли дамочке в голову такая дикая мысль, что ее в государственном магазине могут обжулить?

Дамочка открывает было рот, чтобы ответить, что она думает про государственные магазины, а остальная очередь открывает рты, чтобы заявить, что она думает о дамочке, как вдруг дамочкин взгляд падает на лицо коршуна и джигита, а вернее, на его нос, отчего слова застревают у нее в горле, глаза дико расширяются, и она тут же брякается в обморок. Остальная очередь тоже глядит на Арташезовича, частично хватается за сердце, частично пятится от прилавка и подымает визг.

Сам же коршун скашивает глаза крест-накрест - вот так! - с нечеловеческим криком сметает на своем пути фрукты, овощи и покупателей, вылетает из подвальчика и мчится по улице, мигая своим неописуемым баклажаном как милицейской мигалкой!

В это же время по другой улице, мигая чуть меньшей мигалкой, мчался наш Муркин Михаил Павлович!

У Муркина на службе с самого утра было отчетное собрание, где Михаилу Павловичу выпало делать доклад.

И вот он выходит к трибуне, смотрит в свою бумагу и произносит обычнейшую фразу. А именно: "Товарищи! За отчетный период мы добились определенных успехов".

И присутствующие видят, как при этой безобиднейшей фразе на муркинской картофелине выскакивает странноватое синее пятно. Которое при каждой фразе растет и расширяется. А когда Михаил Павлович заключил доклад, сказав, что в будущем коллектив намерен добиться еще больших успехов, то он был синий уже весь, включая уши и зубы.

Тут он сходит с трибуны под озадаченные аплодисменты и замечает, что среди собравшихся кое-кто прямо на глазах начинает синеть носами! Особенно та, толстая, которая в месткоме ведала распределением путевок.

Муркин почуял недоброе, тем более что увидал в этот момент, что переходящий вымпел, приготовленный для вручения кому-то, из красного сделался ярко-голубым!

А тут еще как раз передали Михаилу Павловичу записочку от директора: "Напился, мерзавец, до синевы! Да еще после постановления! Да еще в день собрания! Ну, погоди!"

И тут Муркина как молнией прожгло! Да не из-за записки, а от догадки, что, кроме него, у Коростылевато вчера никого из окружающих не было! И выходит, это уже пошла от него самого, от Муркина, инфекция!

И от этой страшной догадки нервы Муркина не выдержали - он вскочил с места и вылетел с собрания посоветоваться с супругой: что делать?!

А что же делать? Инфекция!

Еще один очаг как раз и образовался к этому времени в том самом ателье мод, где заведующей была именно супруга Михаила Павловича.

Эта вообще едва успела войти в ателье и сказать "здрасьте", как не только моментально посинел весь коллектив, но даже белые буквы вывески при входе окрасились в наглый васильковый цвет.