Пена принялась заполнять все пустоты и я услышал как она щелкает, от удивления я даже выключил воду, дабы убедиться, что мне не показалось. Пена была как живая, пузырьки вели себя так, словно это была не пена, а какой-то неустойчивый элемент, как уран-235. Они совершенно хаотично щелкали то тут, то там, я не исключаю, что природа этих двух процессов где-то рядом и хаотичность лопающихся пузырей вполне может вписаться в теорию и формулы полураспада.
Было бы интересно вывести формулу полураспада мыльных пузырей или формулу полураспада шампуня, за такое могут и шнобелевскую премию дать, не бог весть что, но все же известность. Если в ядерной физики не удасться добиться чего-то существенного, надо будет подумать над мыльной пеной серьезней. Я слегка дунул на пену и услышал, как она послушно отреагировала на мою дерзость и шумно ответила миллионом маленьких щелчков, что слились в общий “Ш-ш-ш”. Я заставил себя оторваться от этого чудесного наблюдения и открыл воду, дабы истинная причина создания пены не потерялась в череде экспериментов.
Кстати, эксперимент! Меня же просили все задокументировать, жаль, что мне выдали блокнот, а не попросили набрать текст на ноутбуке, впрочем, в моем нынешнем положении, возможно блокнот был даже лучше.
Я сходил за блокнотом, что по-прежнему валялся на полочке в коридоре, он был прохладный на ощупь и какой-то неприятно шершавый. Ощущение грубого картона моим пальцам, а значит и мне, совершенно не понравилось, кто вообще решил что это правильный выбор? Дизайнер, лопочущий за сохранение окружающей среды? Он сам пробовал трогать свой картон? Ну да ладно, теперь ручка, где-то в рюкзаке должна валяться…
Я расстегнул рюкзак, поражаясь как неудобно сконструирована собачка и зачем только на всех замках на самом кончике делают этот острый бугорок, ведь он буквально вгрызается в пальцы своим единственным зубом. Я запустил руку внутрь и попал в джунгли рюкзака, иначе я это назвать не мог. Внутри меня поджидал целый мир: тетради, какие-то листы бумаги, салфетка, провод для зарядки телефона, карман, еще один карман, нитки от распустившейся тесьмы, карандаш, кусок сломанной линейки, колпачок от ручки и собственно сама ручка. Я схватил ее, словно акула вцепившаяся в очередную жертву средь темных вод океана и вытянул наружу. Мир рюкзака тут же померк, но параллельно я понял, что колено больно упирается в песок на полу, что ссыпался с кроссовок, а куртка на вешалке пахнет влагой, которая так и не удосужилась высохнуть за ночь.
Вернувшись на кухню, я выключил кран, который грозил затопить все вокруг и еще раз полюбовался горой пены над раковиной. Когда буду заниматься периодом полураспады пены, стоит уделить особое внимание тому факту, что большая часть пены образуется вокруг источника пузырьков. Так у меня в раковине сейчас высился пенный вулкан, в жерло которого несколько секунд назад вливалась струя воды.
Чайник уже закипал, я слышал как вода принялась шуметь, выделяя воздух. Звуком он напоминал мне ракету на старте, которая еще не взлетает, но уже прогревает двигатели и вот-вот взревут дюзы и начнется подъем. Я раскрыл блокнот и провел рукой по гладкому листу белой бумаги, скорее чтобы просто ощутить пальцами что-то приятней грубой обложки. Бумага пахла типографией, врядли я чувствовал этот запах прежде, но теперь я понимал, что именно так пахнет краска.
Первым делом, я решил описать свое пробуждение, но как только ручка коснулась бумаги, меня посетили новые ощущения. Я чувствовал как бумага проминается под шариком, как шарик вращается и оставляет чернильный след на бумаге. В какой-то момент его заклинило и меня передернуло от этого ужасного скрипа. Чайник продолжал греться и шум прекратился, сменившись гулкими бульками воды, что источала пар. Я посмотрел на его прозрачную поверхность и увидел, как пар внутри пузырьков всплывает к поверхности, и там они лопаются, выпуская его на волю.
Пол под ногами продолжал терзать мои ноги, он был прохладным и пыльным, отчего казалось, что я сижу не на кухне, а в каком-то подвале. Вот уж поистине самый лучший способ заставить убраться во всей квартире, так это просто включить все чувств и ощущения. Запах доширака донимал нос и я его уже ненавидел, но за окном меня ждал цемент и жженое железо.
Дабы немного отойти от бури ощущений, я открыл холодильник, его ручка была липкой на ощупь, видимо за долгие годы капли масла от готовящейся еды оседали на нее и превратились в несмываемый лак. Внутри пахло фреоном и старой бумагой, да именно это название пришло мне в голову “старая бумага”. Уж не знаю, откуда моему носу знать как пахнет новая бумага и чем это должно отличаться от старой, но это было именно так. Холодный воздух волной окатил мои ноги, от чего я почувствовал себя не только пыльным, но еще и замороженным. Внутри было относительно пусто, со вчерашнего дня мало что изменилось, а потому я достал какой-то сыр, хлеб и масло и решил обойтись бутербродом.