Почувствуй

— Кадер, — подруга смотрит на меня так, будто я сказала что-то аморальное. Будто посмеялась над чьей-то трагической смертью. Жалость граничит с полным непониманием происходящего, она просто не верит, что услышала от меня подобный ответ. — Это всё, что ты скажешь?

— А что мне ещё сказать? Я же не знаю, что тебя расстраивает, поэтому и спрашиваю, — пожимаю я плечами, совершенно беззаботно, так, как никогда этого не делала.

— Твоя любовь женится на другой девушке, — всё так же ошарашено смотрит на меня Нихан, даже протягивает руку, чтобы прикоснуться к моему плечу.

— Но я же не его любовь. Я не могу заставить его полюбить меня, отложить свадьбу и дать нам второй шанс. От всего сердца желаю им счастья, — от души произношу я, словно заклинание, даже чувствую тепло, рвущееся из груди.

— Тебе точно не нужна помощь? Или ты просто обманываешь меня?

— Зачем мне тебя обманывать? Но в одном ты права, я не очень хочу их обсуждать. Разве что… Кто невеста?

— Рувейда Карахан, — кратко произносит подруга, глядя на мою реакцию, и не смотря на моё полное равнодушие, мгновенно всё понимает. Улыбается, с ещё большей теплотой поглаживая меня по плечу, а после обнимает. — Ты права, не будем их обсуждать. У нас разве больше нет тем?

— Самая главная тема, это ваша свадьба. Я ведь помогаю тебе с подготовкой? Или ты вычеркнула меня из списка? — Немного иронично-обиженно спрашиваю я, укладывая голову на плечо подруги.

— Ты ведь была занята, но раз тебе хочется, включу обратно. И сегодня вечером мы поедем на дегустацию торта, нам сделают несколько вариантов, а мы втроём выберем. Ты же не против общества второй подружки невесты, моей сладкоежке Айлин? — Шутя произносит будущая жена, всё теснее прижимая меня к своему плечу, словно этими прикосновениями пытается забрать себе часть моей боли.

— Свадьба ведь в первый день весны, зачем выбирать торт в январе?

— Ничего ты не понимаешь, моя милая глупышка, — закатывает глаза девушка, и наш разговор переходит на обсуждение свадьбы.

Мы много смеялись, особенно я, словно для меня впервые открылась комедия, словно раньше я не умела улыбаться. Я радовалась всему, смеялась почти с каждого слова, и это длилось весь рабочий день.

Я была активна, будто летала на крыльях, напевала песни под нос, а потом затянула припев, выкрикивая его на всё кафе. Танцевала с Тюлин, хохотала от её рассказов о неудачных свиданиях. Сделала сотню комплиментов госпоже Фатме, и даже она поддержала моё настроение, не ругая за странное поведение. Потом я помогала Ышику с приготовлением важного блюда, и он тоже пел со мной. Все радовались, ведь они видят меня такой впервые, наконец, я расцвела, словно солнце вышло из-за туч. Я не сомневалась, они счастливы за меня, а я счастлива, что у меня в жизни есть такие люди.

По дороге домой попинала с местными мальчишками мяч, улыбалась всем прохожим, они улыбались в ответ, на каждом шагу словно подпрыгивала, пружинила, отскакивая от асфальта, а в голове играла надоедливая мелодия.

Хотелось нарвать цветов и раздавать их всем, усыпать весь мир цветами, чтобы счастья стало хоть немного больше. Но счастье для одного, означает несчастье для другого. Сорви я все цветы, они бы погибли, минутное наслаждение людей, привело бы к краху.

Захожу домой, беззаботно скидываю обувь, раскидав её по прихожей, кидаю пальто на стул в столовой, и прямо горю от желания приготовить восхитительный ужин к приходу отца, он ведь заслужил это.

Мою руки, продолжая напевать отвратительную мелодию, зажигаю огонь, тянусь к полке, чтобы достать самое красивое блюдо из цветного стекла, купленное мной в преддверии нового года, когда я ещё не решила сбежать от всего, закрывшись в квартире, другая тарелка, мешавшая мне, будто по волшебству, выскальзывает из рук.

И приземляется прямо на сахарницу, плотная, керамическая посудина разделяется на две части, одну непомерно большую, и вторую, почти ничтожную по сравнению с другой частью.

Осколки падают на пол, горстка сахара рассыпается по столу, опускаюсь на колени, беру в руки развалившуюся сахарницу, смотрю на эти части в своих ладонях и горько плачу.

Слёзы обжигают щеки, из горла вырывается тягостный, полный боли крик, прижимаю к себе керамические куски так, словно роднее них у меня никого не было.

На мои крики из комнаты выбегает отец, если бы я знала, что он дома, смогла бы сдержаться, и перенесла истерику в другое место. Понимаю, что должна прекратить, но не могу, дикая боль между рёбер не отпускает.

— Что с тобой, дочка? — Отец подбегает, в его глазах горит страх, а сердце ноет в отклик на мою боль. И в его глазах блестят слёзы.

— Сахарница разбилась, так жалко, она мне очень нравилась, — с трудом произношу я, почти задыхаясь на каждом слове.

— Несчастный кусок керамики разбился или твоё сердце?

Смотрю на родителя, он видит ответ в моих глазах, спокойно садится рядом на пол, обнимает меня, а я продолжаю плакать, прижимаясь к нему лбом, как беззащитный детёныш.

Глава 51. Кадер