Фальшивка легла на стол рядом с другими марками, а затем очутилась в воде. Через несколько минут бумага с оборотной стороны экземпляров стала отслаиваться. И вдруг коллекционер увидел, как из-под фальшивой марки выглядывает ещё одна «саксонская тройка»! Предчувствие удачи вспыхнуло в нём с новой силой. Но он не позволил себе ни единого торопливого движения. Осторожно извлёк марку пинцетом, положил на промокательную бумагу, вооружился лупой. Сомнения отпали — это была самая настоящая «красная саксонская тройка». Упрятанная прежде от завистливых глаз под своим поддельным двойником, она, не в пример другим экземплярам коллекции, оказалась в преотличнейшем состоянии.
…Эта история приключилась в 1930 году, через 80 лет после выпуска «красной саксонской тройки». Для её создателей она прозвучала бы как нечто совершенно невероятное. Вряд ли они усомнились бы, что, отпечатанная в немалом по тем временам количестве — пятьсот тысяч экземпляров, марка станет широко известной. Но откуда столь необыкновенная популярность у заурядного с виду знака почтовой оплаты? И почему его причислили к редкостям при таком-то тираже?
Подход к выпуску первой марки в королевстве Саксония был сугубо деловой, прозаический. Номинал 3 пфеннига предопределила стоимость пересылки бандеролей и печатных изданий, для оплаты которой и затеяли выпуск. Выбор сюжета рисунка затруднений не вызывал: сумма почтового сбора — вот что должно прежде всего бросаться в глаза каждому. Но такие марки с крупными, словно на монетах, цифрами в центре уже были в ходу в некоторых старонемецких государствах. Художник, не мудрствуя лукаво, взял баварскую однопфенниговую марку, нарисовал вместо единицы другую цифру, поменял название государства, и пошла гулять по свету «красная саксонская тройка».
Отправители и почтальоны обращались с будущей знаменитостью без церемоний — при распечатывании бандеролей «саксонские тройки» безжалостно рвали, что незаметно прокладывало им путь к грядущей славе. А тут ещё поступило распоряжение ликвидировать оставшиеся нераскупленными 37 тысяч экземпляров, и они были уничтожены с истинно немецкой пунктуальностью… Короче говоря, до нашего времени дошло лишь 4—5 тысяч «саксонских троек».
У Феррари был целый лист из двадцати негашёных «саксонских троек». Случайно найденный на чердаке приклеенным к деревянной балке и кое-как отделённый от неё, он, прежде чем оказаться в собрании миллионера, был дважды перепродан, отреставрирован и, сохранившийся до сих пор, считается уникальным. Остальные же современники Феррари надеялись, в случае удачи, заполучить гашёный экземпляр.
Надежды с каждым годом становились более зыбкими, а полнота коллекций, о которой пеклись приверженцы классической филателии, — недостижимой. И не только потому, что многие марки перешли в разряд редких, малодоступных. Уж очень резко возросло число знаков почтовой оплаты. Через десять лет после выпуска «чёрного пенни» их насчитывалось несколько десятков, а в 1921 году — десятки тысяч. Причём это количество не учитывает разновидностей, которых, например, у одного «чёрного пенни» 2640.
Но было ещё обстоятельство, сыгравшее в судьбе филателии не последнюю роль. Стремление собрать всё, что описано в каталоге, и разместить в альбомах по хронологическому принципу заранее предопределяло содержание коллекций. Заданность сковывала фантазию, не позволяла проявиться личным пристрастиям филателистов. Трудно поверить: то, что особенно привлекает нас сейчас — сам рисунок, содержание почтовых марок, — считалось делом второстепенным и при составлении хронологических коллекций не учитывалось. Так продолжалось до середины двадцатых годов, пока не сказали веское слово… дети. Это были школьники из уральского города. Своё обращение они назвали в духе того времени: «Платформа Златоустовского кружка юных филателистов». Школьники ратовали за то, что сейчас называют тематическим коллекционированием. Характер коллекции стал определяться содержанием марок. Скрупулёзное следование каталогу уступило место умению найти и раскрыть тему. Погоня за редкостями и количеством отодвинулась на второй план: столь желанная прежде полнота собрания может нарушить стройность замысла.
Изменилось и понятие редкости. Редкой маркой здесь считают уже не более дорогую, а ту, которую труднее найти, что не всегда совпадает. Поиск стал ещё спортивнее и азартнее, филателисты обрели то, чего им так долго не хватало, — возможность самовыражения, творчества, импровизации.
В тематической коллекции могут соседствовать знаки почтовой оплаты, созданные в разное время, в разных странах мира. Случается, иное, с детства знакомое изображение предстанет в новом свете, заставит учащённо забиться сердце. Например, марка из серии «Спасение челюскинцев» с портретом лётчика Николая Каманина — желанный экземпляр для тех, кто увлекается историей авиации, покорения Севера. И вдруг неожиданная встреча с нею в коллекции, посвящённой космосу. Ну конечно же, ведь спустя многие годы знаменитый лётчик стал наставником первых советских космонавтов!