Почти врач

Мельник вошел первым, сухо поздоровался. На парня, который стоял за его плечом, я сначала даже не посмотрел: потянулся к выключателю. Зато потом увидел. Среднего роста, стрижка короткая. Рубашка голубая линялая, в плечах тесная. Наверное, до армии носил. Странное дело, до ковидных времен, когда все поголовно в намордниках ходили, далеко еще. А у этого маска марлевая до глаз натянута, и дополнительно солнцезащитные очки чуть не половину лица закрывают. Человек-невидимка прямо. Впрочем, рука у него вполне обычная оказалась. И запах… Вы в гнойной хирургии бывали? Или случалось открывать пакет с мясом, забытый на месяц в холодильнике? Вот от него таким душком потянуло.

– Проходите, давайте позавтракаем, – позвал я их на кухню. – Могу разогреть макароны с сосисками. Или яичницу поджарить.

– Да мы поели уже по дороге, не стоит. Чаю разве что, – отозвался Витя. – Слушай, Пан, тут такое дело… Чтобы хороводы не водить… Вот Костик, – он показал на молчаливо сидящего товарища, – у него после ранения лицо гноится, никак не заживает. Выхаживали, да всё без толку. Комиссовали и выписали на гражданку долечиваться. А у нас то же самое. Деньги тянут, то на одно, то на другое. А вылечить не могут. А откуда те деньги брать? У него мать одна, уборщицей за девяносто рублей работает, родни никакой. Вот мы решили… Ты там в верхах крутишься, надо пацана устроить в больничку хорошую. Поможешь? Он же воевал, награды… – и он посмотрел мне в глаза таким тоскливым взглядом, что у самого что-то там защипало.

– Что ж ты вчера не сказал? – я сжал кулаки, на полу жалобно звякнула упавшая чайная ложка. – Я бы узнал, что и как. Как дети малые, честное слово! Вот приедем к Пану, он всё устроит…

– Пойдем, Мельник, – Костик резко встал, так что табуретка отскочила, и пошел в прихожую. – Сами разберемся, – сказал он, не поворачивая головы.

– Сядь уже! Как восьмиклассница, обиды тут устраиваешь! – остановил я его, да и начавшего вставать Мельника тоже. – Есть выписки, снимки, карточка?

– Вот, – Витя полез в сумку. – Здесь всё.

Я посмотрел бумаги. Выписка из военного госпиталя в Ташкенте. Ага, афганец. Теперь стало понятнее. Эпикриз из областной больницы в Орле, еще один оттуда же, карточка из поликлиники. Остеомиелит, лимфаденит, свищи… Жопа, короче. Лечить это и вправду можно очень долго, и всё с нулевым результатом.

– Перевязку сделать? – спросил я, собирая документы в кучу.

– Да я сам, – сказал Костик, выставляя вперед руку, будто отгораживаясь от меня.

– Другой бы спорил, – буркнул я. – Короче, где тут что, Мельник покажет, ешьте, что в холодильнике найдете. А я займусь вашими проблемами. Или уже нашими.

Я пошел к телефону, открыл записную книжку, разыскал нужный номер.

– Екатерина Тимофеевна? Панов беспокоит. Вы на месте будете? Сейчас подъеду. Да, срочно.

* * *

Почему я к Дыбе обратился? А всё просто: надо пробовать добиться результата малыми силами. Зачем мне тревожить больших людей? Им, конечно, ничего не будет стоить устроить кого угодно в любую больницу. Так ведь «чазовы» спросят потом, не забудут об услуге. Вот не получится с начальницей – тогда повыше обращу взор.

Дорогая моему сердцу главная врачиха ликом была хмура, брови насуплены, губы поджаты. Хоть и напомажены по самое не могу… Что-то читала, занеся над бумагой шариковую ручку, прямо как палач свой топор. Когда я поздоровался, приоткрыв дверь, она лишь махнула рукой, мол, проходи. Голову даже не подняла. Минут через пять только выпрямила спину, потянулась и сунула бумаги, в которых так не сделала ни одной отметки, в выдвижной ящик.

– Ну что у тебя, Панов? – спросила она.

– Екатерина Тимофеевна, у меня просьба. Надо одного парня, комиссованного из армии, устроить в госпиталь для ветеранов. Остеомиелит верхней челюсти после огнестрельного ранения. Гниет весь.

– И как ты себе это представляешь? И почему в госпиталь, а не в ЦКБ сразу?

«Дыба» еще больше нахмурилась. Вот привез я ей проблемку.

– Представляю просто. Вы – главный врач. Знаете других главных врачей. И начальника госпиталя тоже. И они вам не откажут. А не в ЦКБ, потому что у них опыт лечения этой патологии меньше.

– Что на него есть? Показывай, – велела она чуть раздраженно.

Я достал куцую стопочку выписок и отдал ей. Пару минут она читала их, потом снова пересмотрела бумаги из Ташкента. Отложила в сторону, пододвинула блокнот.

– Умники, блин… – заворчала Дыба, роясь в записной книжке. – Всё они знают, только чуть что – вытри носик, Екатерина Тимофеевна…

Наконец, она нашла нужную запись и, прижимая разворот, чтобы не закрылась страница, набрала номер.

– Галина Захаровна? – в ее голосе появилось отсутствовавшее до этой секунды дружелюбие. – Дыбенко Екатерина Тимофеевна. Да, из ЦКБ. Не откажите в просьбе, надо посмотреть мальчика одного. Остеомиелит. Верхнечелюстной. После огнестрельного ранения. Комиссован, да. И что? Военные лечили, да недолечили. Теперь наша очередь. Отлично! Спасибо, с меня причитается!

Она положила трубку, зачем-то посмотрела на свои ногти. Красный лак так и бросался в глаза. Подняла взгляд и на мой немой вопрос сказала: