Тут, правда, выяснилось, что золотозубика показания вообще не волнуют, и он показал мне простой носок, из какой-то синтетической дряни, чем-то заполненный.
– Это песок, – зачем-то объяснил он мне. – Следов не остается, но почки и прочее нутро я тебе отобью. Ты, сука, в этом кабинете много здоровья оставишь.
Проверить эффективность приема мне не довелось. Будем считать, крупно повезло. Потому что дверь позади меня распахнулась, и вошел кто-то, не слишком здесь ожидаемый. Зубастик встрепенулся, но сказать ничего не успел. Ибо за первым вломился второй, а за ним и третий. Поступь у всех них была почти балетная. Показалось ли мне, или стекла в оконной раме действительно задрожали?
– Ну что, Андрей Николаевич, развлекаемся? – спросил знакомый голос, и его обладатель прошел вперед и сел на любезно освобожденный стул прямо напротив меня.
Ого. Да тут про сегодняшний день будут долго легенды рассказывать. В основном шепотом. Ибо вряд ли ранее сюда заглядывал генерал КГБ при параде – в мундире и фуражке, в штанах с лампасами… Цинев брезгливо пододвинул к себе бланк протокола допроса, еще пустой, хмыкнул и посмотрел на меня.
– Здравствуйте, товарищ ге…
– Не на плацу. Здравствуйте, Андрей. Всё в порядке у вас?
– В общем, да, Георгий Карпович. Слегка побили, но до гестапо пока не дошло.
– Ну пойдем тогда. Этого – задержать, – сказал он уже своим сопровождающим.
И мы пошли на первый этаж, где присутствовали еще трое мордоворотов с кулаками размером с мою голову. Дежурный трясущимися руками выдал мои вещи.
Рассовывая по карманам свой скарб, я наблюдал, как лейтенант сдает журнал учета следакам, рядом стоят понятые. Может, в какой другой ситуации я бы посочувствовал всем им, но не сегодня. Что-то прогнило в «ментовском королевстве». После убийства в Пехорке, как шептались в зале суда, по компрометирующим обстоятельствам было уволено более трех сотен сотрудников линейных отделений милиции, а одно – так и вовсе расформировано.
Застегивая ремешок часов, я посмотрел на циферблат. Почти пять уже. Сходил по магазинам за продуктами, называется. И бульончик сварил, конечно же. Да Аня меня распнет.
Мы вышли на улицу, и я снова поблагодарил Цинева.
– Только как вы меня нашли? – спросил я его.
– Невесте своей спасибо скажете. Вас домой подвезти?
– Лучше до суда. У меня там машина припаркована.
– Давайте, отдыхайте. Свяжутся потом с вами, подскажут, как заявление написать.
– Вот не хотелось бы в это влезать, Георгий Карпович. Честное слово, и так забот…
– А кому сейчас легко? Надо же этого Трегубова до конца дожимать. Там целая банда – фальсификация дел, причинения тяжких телесных и так далее…
Генерал кивнул, снял фуражку, провел рукой по своей лысой голове, буркнул «До свидания» и укатил вдаль на служебной «Чайке». До моего транспорта меня довез молчаливый амбал, которому «жигуль» был явно мал. Наверное, на переднее сиденье рядом с ним никто и не садится.
Дома меня ждала заплаканная Аня с группой поддержки в виде мамы.
– Андрюша, я уже не знала, что и делать! – она бросилась меня обнимать.
– Подождать, пока я переоденусь. Насекомых на мне, скорее всего нет, но гарантии дать не могу.
Кто-то позвонил в дверь, и я невольно оглянулся. Кого-то еще принесло? Опять в околоток?
– Я открою, – сказала Аня и спросила: – Кто там?
Точно, паранойя заразна. В глазок она почему-то смотреть не стала.
– Я, дочка, – донеслось снаружи.
Зашел Александр Иосифович, который, увидев меня, сразу сменил озабоченное выражение лица на удовлетворенное.
– Всем здравствуйте. А я смотрю, машина у подъезда. Значит, пропажа нашлась, и корвалол не понадобится. Что хоть случилось?
– Недоразумение с милицией, всё разрешилось, – буркнул я.
Хоть и понимал, что они переживают не только за дочку, но немного и за меня, обсуждать это сейчас никак не хотелось.
– Ну, раз всё закончилось, мы пойдем, пожалуй, – очевидно, всё правильно поняв, сказал Азимов-папа. – Диночка, дорогая, пойдем домой, не будем мешать молодым.
– Так давайте я вас отвезу, – предложил я. – Переоденусь быстренько…
– Да найдем как добраться, – оборвала меня Дина Борисовна. Не очень довольной она выглядела. Да и понятное дело, кому понравится, что почти зятя сажают в КПЗ.
Мы остались одни. Первым делом я снял одежду. Избавиться от ощущения, что я как минимум месяц не мылся, никак не получалось. Не одеваясь, в одних трусах пошел на кухню. Кузьма молча уставился на меня, будто спрашивал: «И что это было?» Аня же пыталась зажечь спичку, чтобы вскипятить чайник.
– Ну расскажи мне краткую историю моего спасения, и я пойду в душ.
– А что? – спросила она. – Пришла домой, тебя нет и нет. Подождала, еще подождала. Потом поехала к суду. Смотрю, машина твоя стоит. Я внутрь, там сказали, что все заседания кончились. Тут я поняла, что-то не так, – и Аня заплакала, бросив спичечный коробок на стол.
– Так, хватит рыдать, – я подошел, приобнял девушку. – Дальше что было?
– Вернулась домой, набрала родителям, – Аня освободилась, включила воду в мойке, умылась. – Нашла записную книжку твою, начала звонить.
– Кому? – удивился я.