Почти серьезно

— Михаил Николаевич, смотрите, какую глупость Никулин придумал.

И он продемонстрировал то, что я ему только что показывал.

— Почему глупость, — обиженным тоном сказал Карандаш, — это смешно. Есть щель, и нет щели. Комиссия скажет: «Карандаш, здесь щель», — а я шкаф наклоню: «Пожалуйста, нет щели». Ничего не глупость. Мы ее вставим в клоунаду. — И он, как бы услышав реакцию публики, засмеялся.

Нередко, сидя в своей маленькой гардеробной, мы с Мишей вели разговор о своей судьбе. Что нас ждет впереди? Перед нами возникла не самая отрадная картина. Практика, вникание в цирковую жизнь — все это полезно, а что же дальше? Работа с Карандашом. Работа у Карандаша. Работа под началом Карандаша. А нам хотелось самостоятельно испробовать свои силы на манеже.

Временами Михаил Николаевич становился вспыльчивым и излишне придирчивым. Партнеры, работавшие у него до нас, расставались с ним всегда со скандалом. И мы с Мишей договорились: «Если один из нас не сработается с Михаилом Николаевичем, то уйдем вместе».

Так оно и вышло. Несколько раз Миша просил Карандаша посодействовать, чтобы в главке скорее решили вопрос о его тарификации. Миша по-прежнему получал ставку ученика, и жилось ему тяжело. Михаил Николаевич тянул с решением этого вопроса, хотя вполне мог бы помочь. И, как говорится, нашла коса на камень. Миша однажды заявил Карандашу, что если вопрос о ставке затянется, то он вынужден будет от него уйти. Сказал в тот момент, когда Михаил Николаевич сидел в своей гардеробной в дурном расположении духа.

— Ну и подавайте заявление об уходе, — резко ответил он Мише.

Я сидел в гардеробной у Карандаша, когда Миша принес свое заявление.

— Чудненько, — сказал Михаил Николаевич, положив заявление на стол.

Когда Миша вышел из комнаты, он, нервно потирая руки, обратился ко мне:

— Ничего, Никулин, мы найдем другого партнера.

Весь вспотев от волнения и зажавшись, я с трудом выдавил:

— Михаил Николаевич, если Миша… то и я тоже.

— Что? Что тоже?! — удивленно подняв брови, спросил Михаил Николаевич.

— Уйду…

— Ну и, пожалуйста, уходите… — вскипел Карандаш. — Пишите заявление.

Так я и сделал.

Карандаша наши заявления расстроили, но расстались мы с ним все-таки спокойнее, чем его прошлые партнеры…

ВОТ КОГДА МЫ БЫЛИ У КАРАНДАША…

В Москве проходил международный шахматный турнир, и режиссер Арнольд поставил в честь этого события специальный пролог.

На манеже разостлали раскрашенный под шахматную доску ковер, и в самом начале пролога его участники (в основном клоуны) начинали спорить, кто какую фигуру будет изображать. Каждый хотел быть королем. Все по очереди подбегали к инспектору манежа и заявляли: «Королем буду я! Меня любит публика». Самым последним тонким голосом кричал Карандаш:

— Королем буду я. Публика любит меня!

Наверняка не предполагали авторы пролога, что после реплики Карандаша зал взорвется долгими аплодисментами. И в первый день, когда шел пролог, это выбило из колеи всех участников, и прежде всего самого Карандаша. Он даже на минуту забыл, что ему полагается делать дальше.

(Из тетрадки в клеточку. Март 1950 года)

Карандаш научил нас многому.

Мы благодарны ему за его школу. Мы познали премудрости кочевой цирковой жизни. Мы научились серьезно и бережно относиться к каждому найденному смешному трюку, умению использовать его в нужный момент. В Карандаше легко уживались мягкость и твердость характера, бережливость и неожиданная щедрость. Многие артисты брали в долг у Михаила Николаевича) и некоторые долги не возвращали, а когда произошла денежная реформа, он сказал, что тысяч двадцать ему так и не вернули (старыми, конечно). И это правда.

Как и всем артистам, костюмы и реквизит Карандашу делали в специальных производственных мастерских за счет цирка. Но кое-какие вещи для работы он покупал на свои деньги.

— Если вам нужны вещи, которые не могут приобрести в цирке, покупайте их сами. Тросточку там какую-нибудь, дудочку, шляпу смешную, да мало ли что можно купить с рук. Никогда не жалейте денег на реквизит. Реквизит нас кормит, — любил приговаривать Михаил Николаевич.