Трудно что-то сказать, когда все уже, практически, сказано. Но, тем не менее. Уже больше четверти века прошло со дня выхода в свет первого издания «Почти серьезно». Мы живем в совсем другой стране, с иной, новой системой мироощущения и взаимоотношений. И что же? Перед тем, как сесть за это послесловие, я снова (уже в который раз) перечитал книгу отца. Она вне времени, вне обстоятельств, вне ситуаций. Сегодня в первый раз я попытался читать ее как бы отстраненно, с отношением не сына, а обычного рядового читателя. И может быть в первый раз я смог оценить ее литературную ценность (нулевую), историческую (50 на 50) и эмоциональную (вот тут – стопроцентное попадание).
Отец – удивительный человек. Я не раз задавался вопросом: отчего его так любят? Все, практически, без исключения. Оттого, что он замечательный клоун? Нет. Великолепный киноактер? Тоже нет. Может быть, я оптимист (это наследственное), но мне кажется, что людям свойственно тянуться все-таки к хорошему. Искренность, доброта, честность, справедливость, милосердие… Во все времена – в дефиците. А у отца это всегда в избытке, во все времена, несмотря на то, что вокруг. Война, еще более трудное послевоенное время, оттепель, застой, перестройка. Ломало многих, а вот его – нет. Еще одно отцовское качество, которому нельзя научиться: полное отсутствие «второго плана». Это дар и одновременно состояние души – одним тоном, одними и теми же словами говорить с артистом и с министром, с шофером и с мэром, с дворником и с президентом. И вот вся эта квазиискренность, гипероткрытость – в каждой строчке «Почти серьезно».
В детстве отец мне много рисовал. Сегодня это назвали бы «комиксы». Тогда рисунки отца мне казались гениальными. Теперь я понимаю, что дело не в этом. Просто в них также видны и искренность, и наивность, и доброта, словом, все чувства, присущие автору. Работая в цирке, отец был членом художественного совета. На заседаниях этого совета, как я понимаю, царила редкостная скука, и отец от нечего делать все время что-то рисовал: шаржи на коллег, комментарии на происходящее, карикатуры на артистов, или просто, что в голову придет. После окончания заседания он эти рисунки раздаривал. Рассказывают, что давным-давно, еще в начале прошлого века Марк Шагал, сидя в кафе на Лазурном берегу, за чашкой кофе рисовал что-то на салфетках. Ушлые, (а их во все времена было немало), подходили и просили салфеточку на память. – Пожалуйста, – отвечал Шагал, – десять тысяч франков.
Это издание «Почти серьезно» – четырнадцатое по счету. Тринадцать предыдущих разошлись по стране и уже успели стать библиографической редкостью. Предпоследнее, еще прижизненное, обрывается на открытии нового здания цирка на Цветном бульваре. А ведь уже почти двадцать лет прошло. Не хочу показаться банальным, но жизнь действительно не стоит на месте. Сегодня я – генеральный директор и художественный руководитель цирка. Моя мама Татьяна Николаевна – консультант по творческим вопросам. Она сидит в бывшем кабинете отца, который за это время превратился не в музей, нет, а во что-то подобное общественной приемной. Здесь мы проводим совещания, принимаем гостей, отмечаем главные в цирке праздники – премьеры и окончания работы программ. Здесь все, как прежде: фигурки клоунов на полках, плакаты и афиши на стенах, огромное количество всяких разных цирковых сувениров, которые артисты привозили с гастролей в подарок своему директору. Вот только в кресло у отцовского письменного стола по молчаливому уговору никто из нас не садится.
Меня часто спрашивают, что сделано нами после ухода отца, чем можно гордиться: новыми номерами, удачными спектаклями, победами на международных цирковых фестивалях. Да, это, наверное, важно, но во много раз для нас важнее другое. Это то, что за все эти годы мы не растеряли, а сохранили уникальную атмосферу старого цирка, где царит понимание, уважение, любовь и доброта, атмосферу, безо всякого видимого усилия созданную всего одним человеком – Юрием Владимировичем Никулиным.
И за стенами цирка жизнь продолжается. Выросли внуки. Старшая – Маша – живет в Германии, работает врачом, средний – Юра – недавно защитил диплом и женился, младший – Максим – пока на третьем курсе.
Это, кстати, именно младший после того, как отца не стало, произнес замечательную фразу. В разговоре со мной он сказал: – Знаешь, папа, я такой счастливый, что знал деда, только очень мало.
Прав был Булат Окуджава: «Пряников сладких всегда не хватает на всех». А с другой стороны, остались фильмы, остались книги. Одну из них вы только что прочитали. Совершенно верно говорят, что человек жив, пока жива память о нем. Именно поэтому, говоря здесь об отце я не разу не использовал прошедшего времени.
Вкладка
На срочной службе. 1939 год
Мои родители
Мне 4 года
А здесь я уже пионер
Играть на гитаре я любил с юных лет
50-е годы
В центре я, а справа мой друг Марат Вайнтрауб. Мы в армии. Вместе прошли всю войну. И дружба продолжается всю жизнь
С однополчанами. Мне повезло – я остался в живых