Американская дуэль заключается в том, что два человека кладут в шляпу две записки, на одной из которых написано "Жизнь", а на другой - "Смерть". Тот, кто вытащит записку "Смерть", должен кончить жизнь самоубийством.
Рыжий долго заставляет Белого подойти к шляпе и взять записку, тот долго отказывается. Наконец Рыжий не выдерживает и говорит: "Ладно, я буду тащить первым". Дрожащей рукой он вытаскивает записку, разворачивает ее и начинает читать: "Сме... сме... сметана!"
Белый подходит и уточняет: "Не сметана, а смерть Да, смерть. Ты вытащил смерть. Вот теперь иди и застрелись".
Рыжий брал концертину и играл печальную мелодию.
- Я последний раз играю для вас, - трагическим голосом говорил он публике.
Закончив игру. Рыжий уходил за кулисы, и тут наступала зловещая пауза. Полная тишина. Все ждали, что будет дальше. Раздавался резкий выстрел. А через две секунды на манеже появлялся радостный Рыжий с криком: "Я промахнулся!"
Альперов рассказывал, что эту клоунаду Эйжен исполнял виртуозно. Без всякого утрированного грима, одетый почти в обычный костюм, в момент, когда его посылали стреляться за кулисы, он брал концертину-маленькую гармошку и на ломаном русском языке прощался с публикой, объявляя, что играет перед ней в последний раз. Он играл "Славянский танец" Дворжака и медленно, опустив голову, уходил за кулисы стреляться. И делал все так искренне, что некоторые даже плакали.
И потом, когда после выстрела, от которого зал вздрагивал, Эйжен появлялся, публика встречала его аплодисментами и смехом.
Многое из услышанного я уже читал в книге Альперова. Во время беседы я напомнил Дмитрию Сергеевичу один из эпизодов, рассказанных в ней.
Он прямо засветился.
- Так вы читали мою книгу?
- Да, конечно, она мне понравилась.
Я очень жалею, что не взял тогда на встречу с Альперовым его книгу и не попросил ее надписать.
Узнав в учебной части домашний телефон Альперова, первого мая 1947 года я решился ему позвонить.
- Слушаю, - сказал он своим зычным голосом.
- Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. С вами говорит студиец из цирка Юра Никулин.
- Слушаю вас, что вы хотите?
- Хочу вас поздравить с праздником Первого мая и пожелать вам доброго здоровья.
- То есть как? Просто поздравить, и все?
- Да, поздравить и пожелать вам доброго здоровья. И все.
Наступила пауза.
- Ну хорошо. Спасибо,то неуверенно сказал Альперов и повесил трубку.
После праздников он пришел к нам в студию и сразу спросил:
- Кто мне звонил первого мая?
Я встал.
- Вы меня поздравляли с праздником? - удивленно переспросил Альперов.Спасибо вам большое. Вы знаете, я думал, что это розыгрыш. Ведь из цирка меня никто с праздником не поздравил. Я не сомневался, что это розыгрыш.
И он начал рассказывать о розыгрышах, которые бывали раньше в цирках.
Например, приезжал артист в цирк, выходил на манеж, и обязательно во время первой репетиции кто-нибудь сбрасывал на его голову мешок с опилками. Или прибивали галоши к полу: человек - в галошах, а сдвинуться не может и падает.
После этих рассказов я понял, почему Дмитрий Сергеевич странно прореагировал на мое поздравление.
Умирал Альперов тяжело. У него началась водянка. Он лежал распухший. Кто-то, не подумав, послал ему приглашение в цирк на открытие сезона. Он плакал, кричал: "Я хочу пойти на премьеру!" А сам не мог даже встать.
Прощались с ним на манеже. Это первая панихида, которую я увидел в цирке.
Посреди манежа на возвышении стоял открытый гроб. Рядом на стульях сидели близкие Дмитрия Сергеевича. Свет притушен, только один прожектор освещал лицо Альперова, и тихо-тихо играл оркестр. Мне все казалось, что Альперов сейчас возьмет и скажет: "А вот помню, в цирке Чинизелли..."
В тот же вечер после похорон Альперова в цирке шло очередное представление. Манеж был ярко освещен, гремела музыка, и у меня никак не укладывалось в сознании, что несколько часов назад здесь стоял гроб и все плакали, а сейчас все смеются.
Занимаясь в студии, мы дневали и ночевали в цирке. Спустя два месяца нас начали занимать в парадах, подсадках.
Первой подсадкой для нас всех стала клоунада "Шапки", которую исполняли клоуны Демаш и Мозель (по афише - Жак и Мориц).
Требовалось в клоунаде "Шапки" изобразить зрителя, сидящего с кепкой в руках. Клоуны брали кепку и в пылу спора, как бы невзначай, вырывая ее друг у друга, отрывали козырек. Зритель-подсадка, сидящий в первой ряду, к великой радости публики, переживал, нервничал. Правда, в конце клоунады выяснялось, что кепка цела, а разрывали другую. Ловкой подмены кепок никто в публике не замечал.
Помню, с каким трепетом готовился я к первой в моей жизни подсадке.