Почти полный список наихудших кошмаров

Реджинальд убрал открытку в карман, и они вместе пошли по дорожке. Смерть подергал боковую дверь в гараж – та оказалась не заперта. Редж оглянулся на потемневшую улицу, черные деревья под проливным дождем раскачивались и трещали ветками на ветру. Окна домов напротив оставались тусклыми, занавески задернуты. Убедившись, что его никто не видит, он проскользнул внутрь. Горовиц уже осматривал гараж, руками в перчатках подбирал ненужный хлам и откладывал его в сторону – тайна этого мужчины захватила его с той же силой, что и ее дедушку. Машина, укрытая водонепроницаемым чехлом, стояла в тени. Горовиц помог Реджу откинуть ткань с бампера машины. Под ней оказался «Кадиллак Кале» мятного цвета. Автомобиль убийцы.

Мужчины переглянулись.

Смерть подергал ручку двери, ведущей в дом, и та тоже оказалась не заперта. Реджинальд подумал, не от его ли прикосновения открываются замки; ни один земной замок не мог остановить Жнеца.

В доме играла без остановки песня Эдит Пиаф «Нет, я не жалею ни о чем», ее громкие ноты заглушали шаги дедушки Эстер. Горовиц вообще ступал бесшумно. Смерть кивнул в сторону лестницы. Реджинальд достал табельное оружие и, держа его при себе, тихо поднялся по ступенькам; Смерть темной фигурой прикрывал его со спины. На стенах висели фотографии: Артур Уиттл в день своей свадьбы, Артур Уиттл со своими детьми, Артур Уиттл со своими внуками. В комнате наверху, тускло освещенной, витал дым. Уиттл сидел в черном кожаном кресле, посасывая сигарету, его белесые глаза неотрывно смотрели на экран приглушенного телевизора. Редж со вздохом опустил пистолет. Он не мог этого сделать. Убийство убийцы не сокращало число преступлений на планете и не приносило покоя семьям, которые никогда не узнают, что случилось с их пропавшими детьми, никогда не испытают облегчения.

Именно Горовиц, заметив нерешительность Реджинальда, схватил Уиттла за пучок оставшихся седых волос и потащил, брыкающегося и орущего, в ванную. Именно Горовиц в конечном счете открыл кран и держал старика под водой до тех пор, пока тот не перестал двигаться.

Реджинальд опустился на крышку унитаза и зарылся пальцами в волосах. Смерть, тяжело дыша, откинулся на облицованную плиткой стену; его перчатки и рукава насквозь промокли.

– Ты сказал, что потом мы встретимся еще дважды, – произнес Реджинальд, когда Жнец потянулся закрыть кран.

– Некоторые события даже Смерть не способен предсказать, – Горовиц встал и снял перчатки. – Я очень сожалею по поводу Флоренс, Редж. Я действительно ничего не мог сделать.

– Поминки состоятся в пятницу, если захочешь прийти.

Смерть кивнул и опустил мокрую руку на плечо дедушки Эстер.

– Я принесу молока.

* * *

– Будь я проклят! – воскликнул Джона, возвращая ей открытку. – Все эти годы Сенокосец был мертв?

– С тех пор как Артур Уиттл утонул в ванне, больше никто из детей не пропал. Для меня этого достаточно. Все так и должно быть.

Глядя на него, Эстер думала о том, как бы выглядела счастливая концовка, будь их жизнь фильмом. Сначала Джона сказал бы нечто ласковое, потом зазвучала бы музыка, они бросились бы навстречу друг другу и целовались под кроной одного из дубов, пока на фоне играла бы песня в стиле инди, а на экране бежали титры.

Но в жизни редко встречались счастливые концовки. Хорошие мгновения вновь неизбежно вели к плохим, а те в свою очередь – к хорошим, пока от них не оставались лишь пыль и воспоминания. Но настоящий миг – здесь, рядом с ним, в этот вечер – был чертовски хорошим, а хорошие мгновения стоит помнить. Если в конце концов Эстер и суждено превратиться в пыль и воспоминания, то ее судьба могла быть намного хуже, чем стать пылью и воспоминаниями вместе с карманником, опытным мелким преступником, малолетним алкоголиком, нарушителем общественного порядка… и лучшим человеком из всех, кого она встречала.

Стоя перед Джоной, она размышляла: люди на самом деле влюбляются в других, или же они влюбляются в собственные лучшие качества? Любовь – это зеркало, заставляющее наши прекрасные грани сверкать, будто звезды, и приглушающее даже самое ужасное уродство. Нам нравится любить, потому что любовь делает нас красивыми. И, возможно, в этом нет ничего плохого.

Возможно, мы все заслуживаем быть красивыми.

– Ну что? Готова увидеть самое интересное в тебе? – спросил Джона, постучав по накрытому тканью холсту, прислоненному к стене дома. По звуку складывалось впечатление, будто костяшки его пальцев стучат по чему-то твердому вроде стекла. – Готова ли ты спустя пятьдесят недель увидеть то, что вижу я?

Эстер вздохнула, размяла шею как боксер перед выходом на ринг.

– Ну давай, показывай, Смоллвуд.

Джона с озорной улыбкой на лице откинул ткань. На миг Эстер опешила. Перед ней не было ни холста, ни краски. А потом она, как парень и обещал, все поняла и с хохотом повалилась на землю, в точности как делал он.

Потому что этим портретом была она. Настоящая она.

И так было всегда.

Источники информации