Почти полный список наихудших кошмаров

– Зачем ему вообще нужен подмастерье? Почему он не может выполнять свою грязную работу сам?

– Я должен стать Смертью, когда его не станет.

– Правда? И куда же он денется?

– Смерть умрет.

– Смерть не может умереть.

– Что за чудовищные создания были бы люди, если бы не могли умереть. Смерть ничем не отличается от них. Смерть умирает, потому что должен, потому что все умирает. Сейчас он в отпуске на Средиземном море. Слышал, в это время года там хорошо. Он оставил войну на попечение своих учеников, и я, как уже объяснял, один из них.

Редж уставился на Горовица, не в силах подобрать слова.

– Ладно, сделай одолжение – прикуси на время язык. И не смей никому плести эти небылицы про Смерть. Свободен.

Горовиц кивнул, встал и зашагал по темному переулку к шумным улицам города.

– Горовиц! – окликнул его Редж, прежде чем парень свернул за угол. – Задержись на минутку.

– Да, сэр?

– Если ты и правда ученик Смерти, тебе не составит большого труда сказать мне… – Редж не сдержался, и его лицо расплылось в легкой улыбке. Если он не верит, это не значит, что нельзя спросить. – Как я умру?

– Знать заранее – ужасно. Знание – это проклятие, которое способно многих свести с ума.

– Думаю, я справлюсь.

– Вы утонете, сэр.

Редж не смог не засмеяться – ведь он был отличным пловцом.

– Теперь я, наверное, больше никогда не войду в воду.

– Поскольку вам стало известно, вы уже изменили свою судьбу, а вместе с ней и свою смерть. Может быть.

Улыбка Реджа стала шире.

– Я так понимаю, про утопление была шутка?

– Возможно. Но станете ли вы рисковать, обладая таким знанием?

– Хм-м… – Тут он задумался. О бурном океанском прибое, о том, как соль обжигает горло и нос, после того как волна выбрасывает тебя на берег. Об отчаянном пылающем крике легких, когда ты ныряешь слишком глубоко, и возникающими перед глазами черными точками, как только ты поднимаешься на поверхность. Люди полагают, будто утопление приносит спокойствие, но Редж провел в воде достаточно времени, чтобы считать иначе: он не хотел уходить таким образом.

– Свободен.

На следующий день Джек Горовиц отправился в самоволку – в тот же день война для Реджинальда закончилась из-за ранения в сердце.

Поправляя здоровье в импровизированном госпитале перед отъездом домой, Редж размышлял о Джеке Горовице, а вернувшись в Штаты, стал думать о нем чаще. Всякий раз, когда он шел на пляж, или принимал ванну, или ездил на рыбалку, его начинал терзать внутренний страх. «Ты утонешь», – шептал страх, стоило Реджу попасть в бурное течение, волне – сбить его с ног или грудь – сдавить от слишком долгого пребывания под водой. «Вот как ты умрешь». Какое-то время рациональная часть мозга Реджинальда сопротивлялась этому голосу. Какое-то время она побеждала.

В конце концов Реджинальд Солар был разумным человеком: он не верил ни в призраков, ни в проклятия, а особенно – в Мрачного Жнеца.

Но что, если?

Что, если?

Вскоре страх начал усиливаться, а голос разума – слабеть, и Реджинальд перестал ходить на пляж.

Перестал ходить на рыбалку.

Перестал принимать ванну.

Медленно, но верно, день за днем, проклятие знать свою судьбу поселилось в его голове и прочно там укоренилось. Редж уехал подальше от побережья, стал обходить стороной водосточные канавы, оставаться дома во время дождя. Каждый день, избегая воды, он подкармливал свой страх, и с каждым днем этот страх становился чуточку сильнее, чуточку беспощаднее, пока не вырос в нечто огромное, уродливое и полностью контролирующее его жизнь. Потом у Реджа родились дети. Но его страх был настолько велик, что передался и им: теперь каждый из них знал – неизвестно откуда, – как именно он умрет, и боялся этого знания столь же сильно, как и их отец.

Время от времени Редж задумывался о том, что сталось с Горовицем. Он считал, будто тот просто дезертировал, как только со стороны боевых товарищей посыпались угрозы его жизни. Но уже через пять лет после окончания войны он узнал от пьяного в стельку, полного раскаяния рядового Хэнсона, что ранним утром они с группой солдат связали Горовица, заткнули ему рот кляпом, привязали к ногам булыжники и бросили в воды реки Сайгон. Горовиц, как поведал Хэнсон сквозь рыдания, даже не сопротивлялся и относился ко всему происходящему со спокойствием, словно это была воскресная прогулка на пляж.

К тому времени сам Хэнсон умирал от эмфиземы, потому что выкуривал по две пачки сигарет в день – эту дурную привычку он приобрел во Вьетнаме, – остальные же причастные к убийству Горовица погибли еще до окончания войны. Так что предстать перед военным трибуналом было некому. Тем не менее, Редж отправился к своему начальству и объяснил, что случилось, а в ответ ему сообщили: никаких записей о том, что рядовой Джек Горовиц служил на войне, нет, как нет и свидетельства о рождении и номера страхового полиса, доказывавших его существование. Все это Реджу показалось чертовски странным (но, заметьте, не настолько странным, чтобы поверить, будто мертвый мужчина на самом деле был учеником Смерти).