Почти любовь

– Значит, действуй сама, – неожиданно заявляет Марина с хитрющей улыбкой и заговорщическим блеском в глазах. – Тем более сама сказала, что секс регулярный. Не мне тебя учить, как случайно залететь. Один раз сработало и второй прокатит. Мой вон тоже сначала возмущался, а теперь второго требует. Смешной такой. Требовать горазд, а делать – некогда.

– Саша строго за «случайностями» следит, он же гинеколог по специализации, – с завидным холоднокровием отвечаю я.

– Забудешь тут, – хмыкает Богданова. – Про его специализацию по всему универу слухи ходили. Практиковался день и ночь. У него и отец такой же бл*дун. Даже к старости не угомонился. Ой, прости. Меня снова заносит, – бьет себя по губам Маринка, да только поздно.

– Не извиняйся, – я на удивление спокойно реагирую на недвусмысленный намек. Изначально понимала, что темперамент Кравцова не ограничить одной женщиной. У него на лице написано – кобель. А женщины во все времена были падкими на такой тип мужчин. Хотелось бы этого не знать, но увы. Спасибо и на том, что у него наконец-то мозгов хватило пароль на телефон установить.

– Слушай, Май…, не хотела тебе говорить, – нерешительно начинает Марина, заставляя меня морально напрячься. Боже, что еще я должна сегодня выслушать о своем образцовом муже? – Нет, забудь, – махнув рукой, она хватается за бокал с шампанским.

– Продолжай, раз начала, – сдержанно прошу я, а у самой сердце скачет, как у кролика, и ладони потеют.

– Я Олегу поклялась, что буду молчать, – смущенно бормочет Марина. Я вижу, как ее разрывает от желания открыть мне какую-то вселенскую тайну и явно не радостную и позитивную, судя по скорбному выражению ее лица. – Но ты моя подруга, Май. Я обязана тебя предупредить, пока еще можно как-то вмешаться.

– О чем? – к горлу подкатывает комок, желудок спазматически сжимается, грозясь избавиться от содержимого. Мне просто повезло, что кроме овощного салата и двух бокалов шампанского в нем ничего нет.

– У Кравцова в отделении проходит лечение Олеся Матвеева. Она…

– Я знаю, кто это, – перебив подругу, говорю резким тоном и взглядом призываю Марину продолжать.

– В общем, два с лишним месяца назад ее из московской клиники направили лично к Кравцову. Отец Матвеевой вроде бы подсуетился, но не суть.

– Почему меня это должно волновать? – холодно уточняю я, с трудом справляясь с подступающей тошнотой.

– Я думаю, что отсутствие выходных у твоего мужа скорее всего связано именно с этим фактом, – уверенно рассуждает Марина. От жалости и сочувствия в ее глазах застрелиться хочется. Она явно говорит не все, что знает, щадит из лучших побуждений. И я боюсь надавить, уходя с головой в отрицание.

– Каким образом это может быть связано?

– Май, ну не будь дурой, а? – вспыхивает Маринка. – Кравцов из-за нее три года назад не слабо так кукухой ехал, она им как хотела вертела. Это Кравцовым-то с его бешеным характером! Прикинь?

– Прикидываю, – отвечаю неживым голосом, стирая со лба выступивший холодный пот. Про бешеный характер мужа я знаю не понаслышке, а то, как рядом со своей Веснушкой он превращался в домашнего пуделя, видела своими глазами.

– Теперь эта малахольная Олеся снова у него перед глазами, еще и с диагнозом. Для него это, вообще, болезненный триггер. У него сестра от рака несколько лет умирала. Он и в онкологию наверняка из-за этого поперся. Отец из него пластического хирурга хотел сделать, а Сашка ни в какую, уперся рогом и все. Ты понимаешь, что будет, если у Кравцова включится синдром спасителя?

– Что? – шепотом спрашиваю я, чувствуя, как немеют конечности. Взволнованное лицо Марины вдруг становится расплывчатым и нечетким, виски простреливает боль, перед глазами сгущается туман.

– Май, ты чего? – доносится до меня испуганный голос, который становится все дальше и дальше. – Черт, скорую вызовите. Моей подруге плохо.

Кравцов

Утро выходного дня начинается как обычно, с горячего кофе, но пью я его не из любимой пол-литровой кружки на своей просторной кухне, а из бумажного стаканчика в ординаторской. Игнорируя любопытные взгляды коллег, сажусь за стол и, сделав большой глоток на редкость паршивого напитка из автомата, открываю медкарту Олеси. Листаю в самый конец и дотошно изучаю последние результаты анализов. Несмотря на критичные прогнозы и тяжелый анамнез, хирургическое вмешательство и таргетная терапия переломили ход болезни. Положительная динамика сохраняется на протяжении восьми недель со дня операции, что значительно повышает Веснушкины шансы.

Тревожное ощущение в области солнечного сплетения понемногу рассасывается. Расслабляться пока рано, но я могу смело констатировать – моя сложная пациентка стабильна и через пару недель будет готова к выписке.

– Улыбаешься? Хорошие новости? – Тома, заведующая лабораторией, присаживается напротив. Закинув ногу на ногу, окидывает меня выразительным взглядом. Сочные губы, накрашенные ярко-красной помадой, складываются в загадочную улыбку.

– Позитивные, – уклончиво киваю я.