В больнице я провожу еще чуть больше часа, беседуя с Адушкой на самые разные темы, кроме чувств и отношений. Аделаида Степановна спроваживает меня сама, заверив, что будет усердно лечиться и выполнять все рекомендации врачей. Ее оптимизм оказывается заразительным, и я быстро сдаюсь. К тому же у меня по плану последняя репетиция перед большим благотворительным концертом в доме ветеранов на Олимпийском. Участвовать будут многие школы, лицеи и высшие учебные заведения. От нашего университета выступят целых два творческих коллектива. Хореографический и смешанный. Я во втором. Буду читать со сцены стихи, посвященные военным подвигам и мужеству героев Отечества и тем, кто ждал и поддерживал в тылу. Слова настолько проникновенные, мощные, глубокие, трогающие за живое, что невозможно сдержать слез. Как только начинаю читать, сразу думаю об Адушке и ее тяжелой женской доле, о погибших мужьях и потерянной любви. Хотя напрямую она никогда не рассказывала о войне, иногда я замечаю в ее глазах ту же горечь скорби, тягостных воспоминаний и страшной боли, что видела на лицах ветеранов, для которых мне не единожды приходилось выступать.
Взглянув на часы, прибавляю шаг, направляясь к припаркованной на больничной стоянке машине. Если поспешу, то успею забежать домой, перекусить, переодеться и приготовить ужин на скорую руку… если будет из чего. Посещение магазина в мои временные рамки при всем желании не вписывается. Значит, буду колдовать и химичить, иначе Саша меня выгонит, не дождавшись своего перевода. Еще бы вспомнить рецепт каши из топора и не повторить ненароком косяк с кексами.
Шутки-шутками, а ситуация аховая. К гражданскому браку я оказалась катастрофически не готова. Уборкой заниматься не успеваю, готовлю плохо и редко, даже стиральную машинку выгрузить периодически забываю. С сексом тоже не очень складывается в последнее время, а точнее с Нового года. Лучше бы я не ездила отмечать его за город с Сашкиной компанией. Ничего хорошего из этого не вышло. Воочию убедилась, что такие, как Кравцов, не меняются, а могла бы и дальше оставаться в блаженном неведении. Какой дурак сказал, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь?
В трех километрах от дома, как назло, застреваю в пробке. Чтобы убить время и успокоить нервы, набираю маме. Она отвечает быстро, словно дежурила у телефона и ждала моего звонка.
– Привет, мам. Что у вас нового? – спрашиваю дежурным тоном.
– Все по-старому. Олесь…, – в трубке повисает напряженная пауза, и я начинаю жалеть о своем порыве убить время, поболтав с мамой. – Мы с отцом вчера вечером проезжали мимо твоего общежития, решили навестить, раз уж рядом…
Черт. Черт. Чеееерт. Закрываю глаза и считаю до пяти. Сердце грохочет так, что больно дышать.
– У меня была поздняя репетиция, – слышу свой скрипучий голос.
Врать родителям я начала только после встречи с Кравцовым. Это невыносимо и тяжело, но, к сожалению, иначе нельзя. Если они узнают, обязательно захотят вмешаться. Само собой, из лучших побуждений. Начнутся долгие разговоры по душам, выяснение планов Саши на будущее и попытки нас поженить. Ни ему, ни мне это не нужно. Наш роман неизбежно движется к финалу, и мы оба понимаем, что совместного будущего у нас нет. Я просто хочу использовать оставшееся время по максимуму, без навязанной Кравцову ответственности и чувства вины. Не собираюсь я ни для кого быть обузой и ярмом на шее.
Никто ничего не должен знать.
Точка.
– Варя нам сказала про репетицию, и мы были готовы подождать.
– Я закончила очень поздно…
– Мы ждали в машине до десяти вечера, – перебивает мама. – А потом папа решил поговорить с консьержкой.
– Вы могли мне позвонить…
– Мы хотели сделать сюрприз. Ты стала редко нас навещать, все время куда-то спешишь, не остаешься на ночь, – перечисляет мать, и я понятия не имею, что придумать в ответ, как усыпить их бдительность. – Почему ты не сказала, что съехала из общежития?
– Боялась, что вы будете волноваться, – выдаю единственное, что приходит в голову, и почти не вру.
– Олеся, мы с папой волнуемся, когда не понимаем, что с тобой происходит. Ты обещала, что познакомишь нас со своим молодым человеком, когда он вернется из Парижа, – с упреком напоминает мама. – Если он не готов, может, тогда не стоило начинать жить вместе?
Они решили, что я живу с Виком? Боже, это какое-то безумие. Что за дурацкий день?
– Мам, мы подумали, что сначала нужно попробовать…
– Что попробовать? – она снова не дает мне договорить. – Я всегда считала, что ты у меня девочка разумная и ответственная.
– Мам…
– И знаешь себе цену.
– Мам…
– Я не против отношений до брака, но начинать строить семью с сожительства, тайком от родителей…
– Мама! – повышаю голос, чтобы она меня, наконец, услышала. – Мы собирались сказать.
– Когда? – строго уточняет мама.
– Восьмого марта, – сочиняю на ходу. – Представь себе, тоже хотели сделать сюрприз!