– Я могу говорить прямо? – уточняет с толикой вины в голосе.
– Конечно, – киваю я.
– Ему нужна другая женщина, и дело даже не в твоей болезни, – судя по интонации, она не кривит душой. – Олеся, ты не сможешь дать моему сыну ни заботы, ни домашнего уюта, ни тепла, в которых он нуждается, возвращаясь с тяжелейшей работы. Вместо того, чтобы развивать свои способности и двигаться по карьерной лестнице, он будет вынужден заботиться о тебе, присматриваться, выискивать неблагоприятные симптомы, жить в постоянном страхе, что у его жены в любой момент может начаться регресс, – без анестезии режет по живому Ирина Владимировна. Предельно прямо, надо заметить, и я бы даже сказала безжалостно. – Ты правда хочешь, чтобы один из лучших хирургов страны, чьи руки могут спасти сотни и даже тысячи жизней, стал твоей личной сиделкой? А рано или поздно это произойдет. Ты готова поставить свой эгоизм выше других человеческих жизней?
– А вы? – глядя ей в глаза, спокойно спрашиваю я. – Разве вы делаете не тоже самое?
– Как ты можешь так говорить? – побледнев, возмущается женщина. – Я люблю своего сына…
– Я тоже, – снова бесцеремонно обрываю, не дав закончить мысль. – Три года назад я не осознавала насколько сильно. Мне казалось, что отпустить его – это самое верное решение. Но мной двигала не любовь, а эгоизм, как и вами сейчас. Я думала не о нем, а о себе и о том, каково будет мне, если он отвернется, найдет другую, здоровую и красивую, способную родить ему детей, или, что еще хуже, останется со мной из жалости.
– Ты думаешь, что сейчас им движет что-то другое? Любовь? Если бы это была любовь, он бы не женился на Майе спустя два месяца после вашего разрыва, – поражает она меня своей осведомленностью.
– О, я смотрю вам сообщили все грязные подробности, – иронично ухмыляюсь я. – Тогда вы должны знать, что именно заставило Сашу жениться.
– То же самое, что в свое время заставило жениться его отца, – выдает Ирина Владимировна, нехило меня удивив. Она, оказывается, полна сюрпризов. – Мне только исполнилось шестнадцать, когда я забеременела, – с окаменевшим лицом продолжает женщина. – Сережа старше на семь лет, студент-выпускник с блестящими перспективами. Мой отец был ректором университета и мог с лёгкостью оставить его без диплома или даже подать на него в суд, так как встречаться мы начали задолго до возраста согласия. Сережа это понимал и принял единственное верное решение. Да, наш брак основывался не на любви, но в итоге мы прожили вместе без малого сорок лет.
– Ваша история имеет некоторые отличия, – помолчав и осмыслив услышанное, сдержанно говорю я. – Но все равно является показательным примером.
– Что ты хочешь сказать? – прищурившись, натянуто уточняет Ирина.
– Вы сами знаете, – спокойно отражаю я. – Желаете сыну такой же счастливой семейной жизни, как у вас?
– Глупая маленькая дурочка, – беззлобно качает головой Кравцова, в глазах появляется влажный блеск. – Мужчина всегда возвращается туда, где его любят, прощают и ждут.
– Так пусть ждет, кто ей мешает? – парирую я с невинной улыбкой святой добродетели. – Может быть, через год-два-три Саша пресытится жизнью с больной глупой дурочкой и вернется туда, где его любят, прощают и ждут?
– А что будет с тобой, детка? Об этом ты подумала? – с не наигранным сочувствием произносит Кравцова.
Она всерьёз верит, что Саша когда-нибудь меня бросит? Если да, то сочувствовать надо ей, а не мне.
– Я давно не детка, Ирина Владимировна, – напоминаю матери своего будущего мужа. Она грустно улыбается, глядя на меня, как на дерзкого несмышлёного ребенка.
– Ты славная и добрая девочка, Олеся, и мне очень жаль, что судьба обошлась с тобой так сурово, – мягко произносит женщина, коснувшись моей руки. – Ты настоящий боец, учитывая груз испытаний, которые тебе пришлось взвалить на свои хрупкие плечи. Поверь, милая, ты мне очень симпатична, и я не хочу тебя обидеть или причинить боль. Но наша семья однажды уже перенесла чудовищную невозвратимую потерю. Это горе изменило всех нас и очень сильно отразилось на Саше. Он был очень привязан к сестре и находился в том возрасте, когда трагедии переживаются гораздо острее и оставляют неизгладимый след на всей дальнейшей жизни. Все, что происходит сейчас – проекция того, что он много лет хранил в своем сердце. У вас даже имена одинаковые. Неужели ты не видишь аналогии?
– Нет, – упрямо поджимаю губы, хотя не буду врать, что не думала об этом. Я не исключаю, что частично в одержимом желании Кравцова связать наши жизни задействованы непроизвольные реакции и пережитый стресс в подростковом возрасте, но всем сердцем верю, что настоящие чувства в его решении значительно перевешивают все остальное. – У нас с Сашей определённо не братско-сестринские отношения, – добавляю несгибаемым тоном.
– Я же о другом, – печально возражает Ирина Владимировна. – Ты сорвала пластырь с незажившей раны, Леся. Как бы ты ни старалась храбриться, он будет страдать. Рано или поздно. Пожалуйста, хорошо подумай об этом, прежде чем взвалить на него груз, который ты устала нести одна.