Почти два килограмма слов

Главный герой, Айра, знакомится с Зорой на вечеринке у друзей. У обоих за плечами — неудачный брак и багаж в виде комплекса неполноценности и детей-подростков. И вроде бы дальше (по канонам Лорри Мур) должен следовать полный меланхолии (с вкраплениями колкого юмора) рассказ о том, как мужчина и женщина средних лет неловко, неуклюже притираются друг к другу, но вместо этого мы наблюдаем за психическими отклонениями: Зора работает учительницей в младших классах, а после работы, чтобы снять напряжение, любит покурить гашиш; ее хобби — вырезать из дерева маленьких писающих мальчиков; еще у нее есть сын — 16-летний Бруно, которого она всюду таскает с собой — даже на свидания (в кино он, разумеется, сидит между героями, — видимо, для того, чтобы увеличить градус неловкости). Чем дальше, тем больше странных подробностей: у Зоры явные проблемы с выражением эмоций, прямо во время обеда она может сказать что-нибудь вроде: «I love your mouth most when it does that old grimace in the middle of sex» (приблизительный перевод: «Больше всего я люблю твой рот, когда ты так по-старчески морщишь его во время секса»). И постепенно, по мере движения текста, драма превращается в черную комедию. Причем, что показательно, даже при таком количестве неадекватных ситуаций рассказ не скатывается в фарс; Мур никогда не пытается развлечь читателя, задача у нее всегда одна — раскрыть характеры; вкрапления абсурда здесь можно трактовать как показатель усталости автора.

И так — везде. Если раньше, до 11 сентября, юмор в рассказах Л. М. был легким и жизнеутверждающим, теперь же, в Bark, смех вызывает скорее тревогу, чем радость.

Во втором рассказе, The Juniper Tree («Можжевеловое дерево»), краски сгущаются еще сильнее — в сюжет просачиваются мистика, фольклор и библейские аллюзии; три женщины, одна из них недавно пережила ампутацию руки, а вторая — инсульт, повредивший ее кратковременную память и (предположительно) личность, — едут навестить общую подругу, Робин; и все бы ничего, да только Робин буквально вчера умерла от рака… то есть, по сути, они едут на встречу с призраком — и каждая везет свой дар: кроме очевидной — и издевательской — отсылки к библейскому поклонению волхвов, которых тоже было три и каждый точно так же приносил свой дар, тут есть еще и более глубокая отсылка к сказке братьев Гримм «Можжевельник» (опять же — три дара и воскрешение (или мечта о воскрешении) невинного).

Самый же показательный рассказ сборника — это, пожалуй, Foes: главный герой, Бэйк, встречает девушку по имени Линда. У нее необычная азиатская внешность, «а он всегда питал слабость к азиаткам, хотя и знал, что никогда не должен упоминать об этом» («he had always been attracted to Asian women, though he knew he mustn't ever mention this»). Они начинают общаться, и в разгар особо острого политического спора Бэйк смотрит на нее более внимательно и замечает, что на самом деле она совсем не азиатка, ее лицо искажено восстановительными пластическими операциями («the face that had seemed intriguingly exotic had actually been scarred by fire and only partially repaired» — «ее лицо, казавшееся таким интригующе-экзотическим, на самом деле было изуродовано огнем и лишь частично восстановлено»). Ближе к концу Линда признается, что она — жертва 11 сентября; она находилась в здании Пентагона как раз в момент падения самолета и буквально «сгорела заживо» («was burned alive»).

Рассказ Foes может служить очень хорошей метафорой для всего сборника Лорри Мур. В самом начале Bark вызывает восторг, но дальше, чем сильнее вглядываешься в тексты, тем больше они напоминают ту самую Линду — женщину с обожженным и лишь частично восстановленным лицом.

Иными словами: вся эта книга — один большой сеанс психоанализа. Попытка Мур как-то осмыслить то, что произошло с ней 11 сентября 2001 года.

Филип Дик и его профессор Франкенштейн

Вообще, адаптировать роман для кино — задача сложная. Это как попытаться превратить сферу в прямоугольник, глобус — в карту. Масштабы не совпадают, многим приходится жертвовать. Меркаторовы муки.

Если фильм успешен, книга взлетает вверх в списках бестселлеров — и к остальным текстам писателя начинают приглядываться продюсеры. Бывает и наоборот: экранизация попросту вытесняет роман из культуры. Довольно сложно сегодня найти человека, который читал роман «Форрест Гамп», и еще меньше тех, кто помнит имя автора.

Есть и обратные примеры — когда адаптация не только не теснит первоисточник, но и как будто апгрейдит его. Возьмем «Крестного отца» или «Молчание ягнят»: фильмы ретроспективно придают текстам глубину и размах, которых изначально не было. Откровенно говоря, романы Марио Пьюзо и Томаса Харриса — бульварное чтиво про трафаретных бандитов и маньяков-убийц, и в культуре они задержались только благодаря инъекциям таланта режиссеров и актеров.