Почти ангелы

– Мне же только двадцать, – говорила тем временем Дейдре, – и хотя я, конечно, ужасно любила Тома, я просто не чувствую себя трагической героиней. А ведь я стопроцентно уверена, что мама с тетей Родой от меня этого ожидают.

– Ничего такого они не ожидают, – умиротворяюще отозвалась Кэтрин. – Они будут только рады, что у тебя есть Дигби, чтобы тебя утешить.

– Ах да, Дигби…

При мысли о нем Дейдре снова ударилась в слезы, но через некоторое время их поток иссяк.

– Помнишь, когда мы ходили на ленч, ты сказала что-то про Элейн, про то, как сладки воспоминания о первой любви?

– Да, помню. А воспоминания о второй, возможно, еще слаще, но по-другому. А последняя любовь считается лучшей из всех, – почти игриво добавила Кэтрин.

– Наверное, всегда знаешь, когда она действительно последняя, – довольно безнадежно сказала Дейдре.

– Говорят, что знаешь, – заверила ее Кэтрин. – А теперь давай попытаемся поспать?

Дейдре ушла к себе, а Кэтрин выбралась из постели и некоторое время стояла у окна, глядя в темноту сада Аларика Лидгейта. Там какое-то шевеление… фигура в маске и на ходулях идет вдоль изгороди… Это низкое гудение лягушки-быка или просто ветер в яблонях? Своны предложили погостить у них, и она решила, что ей, вероятно, полезно будет немного пожить той уютной жизнью, которую раньше она видела только снаружи. И за Алариком можно приглядывать, поскольку с того вечера, когда они сожгли его заметки, она чувствовала себя за него в ответе. Как многие мужчины, он нуждался в женщине, которая сильнее его, поскольку за суровым и грубоватым фасадом истукана острова Пасхи скрывался маленький, неуверенный в себе мальчик.

Наконец она замерзла и снова забралась в кровать. Она сомневалась, что сумеет заснуть, поэтому решила, что будет читать книги, лежащие на прикроватной тумбочке – по большей части триллеры и романы в бумажных переплетах, а еще сборник поэзии. Том не любил поэзию, только стихи Хаусмана, когда был в школе, но обычно позволял ей читать стихи вслух так же, как терпел выдержки из ее винных карт. Она пролистала сборник с начала, пока не дошла до стихотворения Генри Воэна, а тогда прочла:

Что птицы бросили гнездо, нетрудно
Понять. Ты на другой вопрос ответь:
В каких полях, в каких лесах безлюдных
Поют они и будут петь?[24]

Ей вспомнилась церковь, куда она зашла и где зажгла свечку за Тома, потом встречу с двумя приятного вида женщинами и священником, который принял ее за кого-то другого. Интересно, вдруг они знали?

22

Однажды утром несколько недель спустя мисс Кловис и мисс Лидгейт сидели за завтраком, читая каждая свои письма.

Вскрыв очередной конверт, мисс Лидгейт презрительно фыркнула и бросила на стол лист грубой бумаги, который взяла затем мисс Кловис. Это оказалась размноженная копия (при том довольно скверная и смазанная) своего рода циркулярного письма, которое начиналось словами «Дорогой коллега, интересует ли вас этимология слова «гиена»?» Далее следовала череда фраз на английском и различных африканских языках.

– «Гиены украли пивные сита дурных сыновей хороших женщин», – издевательски прочла мисс Лидгейт. – Ну надо же!

Мисс Кловис не поняла в точности, обращено ли презрение подруги к какому-то моменту в самой фразе, которая, хотя, конечно, несколько необычная и надуманная, показалась ей не хуже многих других, какие она встречала в учебниках грамматики африканских языков, или ее так разъярила подпись в конце письма: «Эджидио Джемини».

– Размножено довольно скверно, – прокомментировала она, внимательнее изучив бумагу. – Кажется, есть какая-то жидкость, которой можно замазать ошибки. По всей очевидности, отцам про нее не известно, но ведь они, конечно, не от мира сего.

– Так и вижу, – рассерженно сказала мисс Лидгейт, – как они крутят ручку ризографа или чего там еще и вытирают испачканные чернилами руки о свои сутаны в сыром подвале того огромного амбара в Кенсингтоне. В Северном Кенсингтоне, если быть точным, а мы знаем, что на самом деле никакой это уже не Кенсингтон.

– Ну и как? Тебя интересует происхождение слова «гиена»? – спросила мисс Кловис.

– Речь не о том. Если они таким образом собираются спустить деньги миссис Форсайт, то, на мой взгляд, это просто стыд и срам.

– Тогда послушай вот это, – попробовала успокоить ее мисс Кловис. – Такое милое письмо от Иврарда Боуна, который только что вернулся из экспедиции. Он спрашивает, пришло ли кому-то в голову собрать том эссе в честь семидесятилетнего юбилея Феликса, который будет уже очень скоро.

– Festschrift[25] Феликсу! – расхохоталась мисс Лидгейт. – Какая прекрасная мысль! Надо расстараться и сварганить что-нибудь получше.