Почти ангелы

– Питаемся консервами и замороженными полуфабрикатами, верно, Гертруда? – ответила как раз подошедшая мисс Кловис. – И мясо всегда выбираем такое, какое можно быстро пожарить, отбивные и тому подобное.

– Тушеное мясо тоже бывает очень вкусным, и готовить его несложно, – начала миссис Форсайт, но ее прервал отец Джемини, который практически подбежал к мисс Лидгейт: кончик его бороды полоскался в хересе, в руке подпрыгивал бутерброд.

– Мисс Лидгейт, мисс Лидгейт! Очень прошу меня простить за лексикон, который я вам прислал! – завывал он. – Это был ужасно неудачный пример, но на этом языке говорят сейчас всего пять человек, и моим единственным источником был очень старый мужчина, такой старый, что у него уже зубов не было.

– Затруднения, конечно, оказались очень велики, – неприветливо отозвалась мисс Лидгейт.

– Да, да, к тому же в тот момент он был пьян. Столько трудов, столько трудов!

– Меня заинтересовало то, что выглядело совершенно новым, – сказала мисс Лидгейт, чуть ли не за бороду уводя отца Джемини в более уединенный уголок библиотеки. – Это действительно так и было?

Она издала весьма любопытный звук, который совершенно невозможно воспроизвести посредством букв. Будь она в обществе обычных людей, они непременно предположили бы, что ей кусок не в то горло попал и она подавилась, но здесь никто не обратил особого внимания ни на нее, ни на отца Джемини, когда тот возбужденно закричал:

– Нет, нет, вот так! – И издал звук, который непосвященные не отличили бы от хрипов мисс Лидгейт.

– Ну вот, теперь им счастья на несколько часов хватит, – с ласковой снисходительностью заметила мисс Кловис. – Иногда мне думается, какая жалость, что Гертруда и отец Джемини не могут пожениться.

– Вот как? – переспросила миссис Форсайт. – А что тут невозможного?

– Он римско-католический священник, а они обычно не женятся, верно?

– Нет, конечно, им запрещено, – согласилась миссис Форсайт. – Однако мисс Лидгейт гораздо выше его, – не к месту добавила она.

– Это в академических кругах значения не имеет, – отрезала мисс Кловис. – В счет идет союз истинных умов, знаете ли.

– И эта борода… Такая неопрятная, – с отвращением добавила миссис Форсайт. – Жена заставила бы ее подстричь… Мне кажется, что профессору Мейнуорингу борода очень даже идет. Цвета «серебряный империал», так, думаю, ее можно назвать.

– Да, Феликс – видный мужчина. Он в любом собрании смотрится главным, и не только благодаря росту.

Предмет их разговора стоял в центре комнаты, попивая херес и думая, что если это и не лучший херес, то для здешнего общества очень даже сойдет. Эстер мудро поступила, что не стала тратить деньги Форсайтов на самый лучший: дамы все равно бы не оценили, а его коллеги такого не достойны. Многие тут, по его собственному выражению, «не из высшего общества» – выражение, конечно, немного устарело, но как нельзя лучше передает его мысль. Однако ему хватало здравомыслия не бросаться им направо и налево в наши просвещенные времена, и в обращении с подающими надежды молодыми людьми, которые еще собирались вокруг него, он был приветлив и частенько благосклонен. В конце концов, не его вина, что отец послал его учиться в Итон и Баллиол[2] или что его юность пришлась на расцвет эдвардианской эпохи. Он даже проявил своего рода смелость, пойдя наперекор желаниям родителей, предназначавшим его для дипломатии, и посвятив себя профессии, о которой никто слыхом не слыхивал и которая требовала путешествий в отдаленные уголки империи не для того, чтобы править, что было бы естественно и уместно, но чтобы изучать обычаи живущих там примитивных туземцев.

– В нем и впрямь есть что-то роскошное, – сказала Мелани Пербрайт. – Могу представить, как в Штатах он кружит головы в женских клубах. Интересно, он когда-нибудь думал о лекционном турне? И опять же, странно, что он так и не женился.

– Да, на то как будто нет причин, – согласился ее муж. – Интересно, нет ли чего между ним и Минни Форсайт? Но, возможно, на него давит груз второго имени. Тяжело, наверное, зваться Байроном. Приходится, знаете ли, соответствовать.

– Вы так думаете? – с обычной скромной улыбкой спросил Жан-Пьер ле Россиньоль.

– Для француза, возможно, это и не имеет значения, – очень серьезно откликнулась Мелани.

– Имя, по сути, значения не имеет. Мужчина может иметь сколько угодно романов, как бы его ни звали.

– А о каких-нибудь романах профессора Мейнуоринга вы слышали? – спросила Мелани тоном человека, жаждущего научной информации. – От слухов ведь никуда не денешься.

Жан-Пьер пожал плечами, и уголки рта у него опустились в гримасе, намекавшей на кладезь тайных знаний. Но он промолчал.

– В целом кажется, что это англичанки замуж не выходят, – продолжала Мелани. – Было бы интересно знать, почему именно?

– Ты еще спрашиваешь? – Жан-Пьер обвел глазами комнату. – Для начала их слишком много.

– Да, это проблема. Много чего можно сказать в пользу полигамии.

– Но некоторых никто не захочет взять даже вторичной женой, – вставил Брэндон.