Справедливости ради надо сказать, что мисс Лидгейт вовсе ни на кого не смотрела и, более того, совершенно не замечала их присутствия. Она проводила сравнительное исследование словарного запаса кое-каких малоизвестных языков и в одном наткнулась на особенность, которая напомнила ей что-то в другом. Но где же она ее встречала? Она продралась через мангровые болота дельты Нигера, но там не нашлось; поднялась вверх по течению к озеру Чад, покружила над той частью, в которой постоянная засуха и которая так смешно выглядит на карте, потом спустилась через Французскую Экваториальную Африку в Бельгийское Конго, где задержалась у пигмеев. «Тирелл Тодд? Не может быть?!» – раздраженно вздохнула она и пронеслась над пряными берегами Танганьики, над охваченной беспорядками Кенией в холмы Эфиопии. Остановившись тут, она забормотала поэтические имена известных итальянских этнографов и лингвистов – Черулли, Робеши-Бришетти, Ванутелли, Читерни, – и все равно искомое от нее ускользало. Потом она вдруг перемахнула через Судан и, вскочив со стула, выкрикнула что-то, прозвучавшее как:
– Джебель Пинг-Понг! Да будь я проклята! Отец Джемини, сейчас же идите сюда!
Отец Джемини, затаившийся от греха подальше в заставленной книгами нише, бегом пересек комнату. Остальные читатели, обрадованные, что их оторвали от занятий, с предвкушением откинулись на спинки стульев.
Тем временем Том отвел Дейдре в комнатку, куда Марк с Дигби недавно поставили жесткий диван конского волоса. Теперь тут имелись кофейный столик в кружках от мокрых чашек, два стула с прямой спинкой, книжный шкаф со старыми зарубежными журналами и модель африканского поселка, разложенная на упаковочном ящике, накрытом оранжевой скатеркой. На каминной полке красовалась ваза с розовыми, похожими на маргаритки цветочками.
– Я совсем недавно обнаружил эту смешную комнатенку, – сказал Том. – Искал туалет и по ошибке забрел сюда. Ума не приложу, для чего она.
– Для разговоров с глазу на глаз? – предположила Дейдре. – То есть для таких, как у мисс Лидгейт с отцом Джемини и им подобных.
– Наверное, не нашего толка, – отозвался Том. – Сядем на диван.
Они сели, и Том завладел рукой Дейдре. В его руке она лежала, не шевелясь, точно мертвая птица, подумал он, сообразив вдруг, что фраза как раз в духе Кэтрин.
– Вряд ли нам стоит тут держаться за руки, – с тревогой пролепетала Дейдре.
– Возможно, и нет, но мы все равно будем. Я хотел тебе сказать, что на следующей неделе или около того получу комнату в квартире, где живут Марк и Дигби.
– А что же будет делать Кэтрин?
– Ну, наверное, то же, что и раньше.
– Но не совсем ведь то же.
– Может, и не совсем. То есть будет жить одна, как жила раньше. Она всегда была вполне счастлива. Понимаешь, она на самом деле любит одиночество.
– Возможно, раньше и любила, но теперь она просто будет одинока. Я бы этого не вынесла. Хотя она ведь сказала, – помнишь? – что одиночество мужчин гораздо хуже одиночества женщин. – Расстроенная и озадаченная, Дейдре подняла глаза на Тома в поисках утешения.
А Том с раздражением подумал, что это совершенно в духе Кэтрин. Ведь, разумеется, нет ничего хуже одиночества женщины, брошенной мужчиной. Скорее всего об этом она не думала, и конечно же, дело не в этом. Она сама его прогнала, если уж на то пошло, и пока еще он даже вещи не собрал. Возможно, он вообще не уйдет. Внезапно все показалось невыносимо запутанным.
Дейдре, заметив, как яркое солнце высветило морщинки напряжения и усталости у его глаз, нежно положила руку ему на локоть.
– Вероятно, ты прав. В конце концов, Кэтрин не так уж молода и у нее есть уйма интересов и ее рассказы.
Лицо Тома прояснилось.
– Ах да, – вздохнул он с облегчением, – у нее есть рассказы. Конечно, на самом деле она не очень хороший писатель.
– Не важно, – с необычной для нее твердостью произнесла Дейдре. – Когда люди пишут, то чувствуют, что заняты творчеством и делают что-то достойное. Предполагается, что это возмещает все остальное. Возможно, кроме своего творчества ей и дела ни до чего нет.
– Пожалуй, ты и права, – уже почти довольно протянул Том. – Но я все равно буду о ней малость беспокоиться.
– Ну, разумеется, – ответила Дейдре, чувствуя некую несправедливость из-за того, что к беспокойству Тома о диссертации добавится еще и беспокойство за Кэтрин, брошенную и, возможно, одинокую. – Но ведь она такая сильная личность.
– Этого у нее не отнимешь, – согласился Том.
– Что ты ей сказал?
– Да не так много. Она догадалась, что мне может хотеться перемен. – Произнося последние слова, он нахмурился, поскольку не намеревался говорить ничего определенного, так как и сам понятия не имел, что собирается делать помимо того, что съедет от Кэтрин. – Она видела нас в ресторане.
В этот момент из коридора донеслись голоса: громкие и гулкие профессора Мейнуоринга и мисс Кловис и мягкий, трепетный женский голосок, который трудно было опознать.
Дверь открылась. Том и Дейдре поспешно отодвинулись на разные концы дивана.
– А тут у нас комнатка, которую мы используем… Ага, вижу, ее как раз используют для этой самой цели.