Почти ангелы

– Ну, конечно! Пятничный семинар! С тем же успехом можно вернуться в Судный день, думая, что застанешь мир прежним, правда, все мы этим грешим. Кстати, я Том Моллоу.

Он начал расхаживать по комнате, снимая с полок книги и отпуская на их счет уничижительные замечания, словно не мог решить, уйти или остаться.

– А вас как зовут? – спросил он.

– Дейдре Свон, – промямлила она, думая, какое дурацкое ей досталось имя.

– Дейдре – дочь печалей[6], – сказал он, и почему-то она не обиделась на бородатую шутку. – И вид у тебя довольно грустный, когда сидишь тут совсем одна. Пойдем выпьем?

– О… спасибо… с удовольствием…

Она пробормотала первое, что пришло в голову, поскольку не привыкла пить вообще и посреди дня в особенности. Она надеялась, что не производит впечатление дурочки, слишком уж жаждущей с ним пойти. Однокурсники никогда не приглашали ее с ними выпить, хотя на курсе имелась пара девушек, за которыми ухлестывали, считая их «выгодным вложеньицем», что бы ни подразумевала такая довольно зловещая формулировка.

– Я всегда считал, что тоскливо пить одному.

Значит, подумала она про себя, он все равно собирался пойти выпить. Ну, разумеется, собирался. Он рассчитывал застать тут толпу знакомых. Пожалуй, стоит считать комплиментом в ее адрес, что он не стал дожидаться их с семинара. Правда, возможно, ему так надо выпить, что сил нет терпеть.

– А я никогда и не пробовала пить одна, – сказала она.

От самой мысли ей захотелось рассмеяться. Она вообразила, как сидит дома у себя в комнате с бутылкой джина, а мама или тетка кричат: «Ты чем занята, милая?» Или мистер Дулк наблюдает за ней из сада.

А Том улыбнулся ей и сказал:

– Да уж, полагаю, ты слишком юна, чтобы вообще научиться пить.

– Мне девятнадцать, – довольно холодно возразила она.

– Да, целых девятнадцать! – передразнил он на ходу. – Ага, вот сюда, кажется, принято ходить, или предпочитаешь другую забегаловку?

Они остановились возле одного из многих в окрестностях школы антропологии пабов. Дейдре не знала, «обычная» это забегаловка или нет. Для нее все пабы походили один на другой, отличие заключалось лишь в том, что одни выглядели старыми и уютными, а другие, вроде того что у реки возле дома, новенькими и сверкающими. Этот был уютной разновидности, с круглыми столами и потертыми банкетками, набитыми конским волосом. Внутри было людно: сплошь, как показалось Дейдре, «бизнесмены», которые чересчур громко смеялись над шуткой, которую, вероятно, отпустила обслуживавшая их толстая немолодая женщина. Хотя, наверное, не обязательно нужна шутка, чтобы заставить мужчин громко смеяться в пабе.

– Нам придется пить пиво, – извиняясь, сказал Том. – Надеюсь, ты не против.

– Прекрасно, – отозвалась она, храбро делая большой глоток тепловатого горького. – Я его просто обожаю.

Повисло молчание, и Том спросил себя, почему пригласил эту странную девушку, а не подождал, когда выйдут с семинара Марк и Дигби или кто-нибудь еще из знакомых. Он оставил Кэтрин дописывать рассказ, ей как будто было не до него, а ему было разом приятно и лестно, что рядом с ним Дейдре, что на него устремлены ее огромные карие глаза, и лишь изредка ее заинтересованный или сочувственный шепоток прерывает его рассказ о самом себе и о своей работе. Тому никогда не приходилось прилагать особых усилий, чтобы расположить к себе женщин, которые проникались к нему естественной и немедленной приязнью, поэтому он не потрудился показаться Дейдре интересным или расспросить девушку о ее жизни.

Любовь с первого взгляда редко бывает взаимной, хотя и может казаться таковой, когда о ней вспоминают или обсуждают потом. Том, разумеется, видел в Дейдре всего лишь сносную слушательницу, но для нее дело обстояло совсем иначе. Она испытала прилив счастья, такого, что могла бы вечно слушать его голос, вещавший о хитросплетениях сегментации родства. Отсвет этого счастья, вероятно, отразился у нее на лице, потому что, когда она повернулась к нему с улыбкой и отрешенным мечтательным взглядом, он улыбнулся в ответ, сказал, что, наверное, ей наскучил, и пошел еще за пивом.

За вторым горьким они рассматривали сделанные им фотографии. Темнокожие фигуры в белых балахонах, набедренных повязках или вообще без ничего были запечатлены за теми или иными делами – по большей части подсмотренными издалека. Иногда, разнообразия ради, встречался крупный план грозной фигуры в маске и одеянии из листьев или красивой девушки, голой по пояс, но с множеством бус, – на эти Дейдре смотрела из чувства долга, однако с некоторой неловкостью, не зная, как лучше реагировать. На последнем снимке сам Том стоял у хижины с остроконечной крышей из пальмовых листьев.

– Думаю, эта мне нравится больше всего, – робко произнесла она, надеясь, что он подарит ей снимок, но он просто рассмеялся и со словами, что самым дурным вкусом считается показывать свое фото в полевых условиях, убрал снимки в папку.

Глянув на часы, Дейдре с изумлением обнаружила, что уже больше двух.

– Мне надо идти, – сказала она. – Я обещала маме вернуться сегодня пораньше.