Почтальон

В Усановку он добрался к трём ночи, когда в избе вовсю хозяйничали непрошеные гости, которые унесли наган, камушки и золото. Они даже ружьё охотничье с собой забрали и обпиленную в обрез двустволку, прикопанную в огороде. На чердаке Митрич просидел весь день, отогреваясь и ожидая, когда появится Пашка, но тот не пришёл. Рана снова открылась, её Сомов залепил кое-как воском, примеряясь в мутном зеркальце.

Дождавшись ночи и конца облавы, он двинулся к эстонской границе, но и тут его ждали неприятности – устроенные в дуплах деревьев схроны кто-то нашёл, не иначе как милиционеры с собаками постарались, триста семьдесят червонцев, заработанных в марте, и ещё почти пять тысяч рубликов, считая полученные от Фомы за сейфы, сгинули вместе с кое-каким припрятанным контрабандным товаром. За один день он потерял почти всё, что скопил за несколько лет.

Следующей ночью, голодный, с воспалившейся раной, он снова пересёк город и добрался до Бочаровой слободы, к длинному одноэтажному бараку рядом со скотобойней. В бараке было восемнадцать отдельных комнат, выходящих в длинный коридор, который заканчивался общей кухней. Из кухни дверь вела на улицу, к стоящему во дворе дощатому туалету, возле которого бродили куры, барак обогревался трубами отопления, ведущими от скотобойни, так что в нём даже зимой было относительно тепло, от жильца к жильцу бродили стайки тараканов и клопов, пахло прогорклым маслом и несвежими носками, в одной из комнат кто-то громко стонал. Лампочки на потолке не было, если бы не окно в кухне, коридор оказался бы в кромешной темноте.

Митрич пнул ногой предпоследнюю дверь по правой стороне, та не поддалась, тогда он пошарил в кармане и вытащил набор отмычек. Левой рукой крутить проволочки было не так споро, как правой, но сувальдный замок сдался меньше чем через минуту, Сомов зашёл в комнату и захлопнул за собой дверь.

Оборванные обои застали, наверное, ещё Александра Третьего, по пятнам на них можно было проследить историю комнаты и то, чем питались её обитатели. Окно выходило во двор, аккурат на туалет, в тусклом свете, проникавшем через немытые стёкла, скудная обстановка казалась ещё беднее. Потёртый буфет с оторванными дверцами стоял почти пустой, на одной из полок валялся заплесневелый кусок хлеба, из мебели были ещё стол со сломанной ножкой, перетянутой какой-то грязной тряпкой, и кровать. На кровати лежала тощая женщина неопределённого возраста в замызганной кофте, с путаными жирными волосами, при виде гостя она попыталась встать, но упала обратно.

– Ты кто? – просипела она.

– Где Филин?

– Выпить есть?

Митрич достал чекушку водки, протянул женщине, та ухватила её, жадно выпила.

– Подох Филин, третья неделя пошла. С моста гикнулся, паразит, – хозяйка комнаты потянулась, оценивающе посмотрела на Митрича. – Ты зачем это к одинокой даме в партаменты ввалился, а ну как снасильничать меня хочешь?

– Ты, курва, лучше скажи, где балабаны, которые мне Филин должен? Там же он их держал?

Женщина махнула рукой на обшарпанный буфет, сплюнула, отвернулась к стене и захрапела. Сомов вытащил из пустого рукава ломик, выломал у буфета нижнюю полку, перевернул – к ней были прикручены скобы, кроме них, ничего не было.

Митрич покачал ломик в руке, с сомнением глядя на женщину и решая, проломить ей голову сразу или когда та проснётся и сможет на вопросы ответить. Оставаться в комнате не хотелось, но деваться ему было некуда, он пошарил по полкам, нашёл два относительно чистых сухаря, запихнул в рот, стащил хозяйку комнаты на пол и улёгся на кровать.

В Запсковье его никто не искал, Митрич осмелел и даже выходил из дома, женщина, которую все звали Нюркой, на квартиранта сначала косилась и даже выгнать пыталась, но получила в глаз, присмирела и готовила обеды из продуктов, которые Сомов добывал. Рану он кое-как вылечил у ветеринара, тот вопросов не задавал, с Митричем они были знакомы ещё со старых времён.

– К доктору тебе надо, стало быть, – ветеринар промыл рану карболкой и зашивал обычной ниткой, – лихоманка начнётся, рукой не обойдёшься, смотри гной какой течёт. Опять связался с кривой дорожкой?

– Ты шей, – Митрич скрипел зубами и терпел. – Разберусь.

Но то ли организм у Сомова был крепкий, то ли карболка выжгла всех микробов, только рана болела меньше, хоть постреливала и чуть почернела. К концу недели он осмелел и собрался по знакомым пройтись, долги старые собрать. Сделать это он решил ближе к вечеру, но немного трусил. Но, казалось, его никто не искал, постовые скользили взглядом по картузу, накладной бороде и подвязанной тряпицей щеке, загипсованную руку Сомов спрятал под старый пиджак, на ногах носил стоптанные башмаки, и из толпы не выделялся, в такой одежде полгорода ходило. Постовой милиционер на углу Володарского и Милицейской уж на что за прохожими следил внимательно, и то только взглядом скользнул и отвернулся, выискивая в толпе карманников.