Конечно, более совершенная материальная часть сама по себе еще не гарантирует победы в воздушном бою. Напомним хорошо известную авиаспециалистам истину, согласно которой – в излишне, может быть, категоричной формулировке одного из отечественных летчиков-испытателей – «лучшим является истребитель, который пилотирует лучший летчик»554. К примеру, 2 октября 1942 г. в районе Сталинграда наиболее результативный на тот момент ас люфтваффе капитан Г. Граф из III группы 52-й истребительной эскадры, сражаясь на Bf109G-2, так и не смог одолеть в маневренном бою, казалось бы, неуклюжий на малых высотах МиГ-3. «Бытующее мнение о том, что МиГ хуже Bf109, этот русский с блеском опровергает, – описывал свои впечатления Граф. – Еще раз убеждаюсь – высокое мастерство пилота всегда сводит к минимуму превосходство противника в технике»555. А гвардии капитану Ф.Ф. Архипенко из 129-го гвардейского истребительного авиаполка 205-й истребительной авиадивизии в июле 1944 г., во время Львовско-Сандомирской операции, пришлось в районе Львова вступить на «аэрокобре» в бой с атаковавшей его по ошибке парой Як-3 из 91-го истребительного авиаполка 256-й истребительной авиадивизии той же 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. И хотя «кобра» уступала Як-3 как по горизонтальной, так и по вертикальной маневренности, а схватка происходила и на виражах, и на вертикалях, Архипенко в конце концов удалось зайти сверхманевренному «яку» в хвост! Ведь гвардии капитан служил в истребительной авиации с 1940 г., освоил и «строгий» И-16, и «дубовый» ЛаГГ-3, и коварную «аэрокобру», и И-153, и Як-1, и Як-7б, а воевал с 22 июня 1941 г. А «яки» явно пилотировали новички, которые до начала Львовско-Сандомирской операции не совершили ни одного боевого вылета и которых в 91-м полку насчитывалось тогда около 40 % летного состава556 (собственно, в этом убеждает уже сама ошибка с атакой своего самолета – ошибка, осознать которую пилоты Як-3 не смогли даже в ходе довольно продолжительного боя)…
Или еще один пример. Ла-5ФН выпуска 1943 г. не могли обогнать Bf109G-6 – но опытные летчики 5-го гвардейского истребительного авиаполка в октябре 1943-го, в ходе битвы за Днепр, стали добиваться превосходства над «мессерами» в высоте, чтобы набрать затем скорость на пикировании. И, вспоминает участник этих боев Г.А. Баевский, «куда делась казавшаяся столь большой скорость «мессершмиттов»?»557
Опытный пилот мог компенсировать и недостатки вооружения своего самолета – подведя машину на минимальное расстояние к противнику и сведя тем самым к минимуму и недостаточную огневую мощь, и ошибку прицеливания, и рассеивание пуль и снарядов. К примеру, если пилот «аэрокобры» – чья пушка М4 обладала низкой скорострельностью и плохой настильностью – вел огонь с малой дистанции (50–70 м), то снаряды не успевали отклониться от прямой траектории полета, а в цель, наоборот, успевал попасть не только первый снаряд, но и вся очередь. Но для того чтобы подойти к самолету противника почти вплотную, надо было обладать выдержкой и навыками в маневрировании, которые дает только опыт! Г.В. Кривошеев из 31-го гвардейского истребительного авиаполка считает вполне достаточной огневую мощь даже наиболее слабо вооруженных «яков» (Як-1 и Як-9), но, добавляет он, «если ты умеешь прицеливаться и не открываешь огонь с 800 метров, как многие новички делали […]». С Кривошеевым солидарен и К.Г. Звонарев из 814-го (затем – 106-й гвардейский) истребительного: «Огневая мощь у всех «яков» достаточная». Но и этот летчик умел сблизиться с врагом на минимальную дистанцию: «Когда в упор подойдешь, тогда уже и стреляешь»… Характерны ответы воевавшего в 867-м (затем – 107-й гвардейский) истребительном авиаполку И.И.Кожемяко на сомнения интервьюера по поводу достаточности вооружения Як-1 и Як-9: «А ты думаешь, самолету много надо? Один снаряд в маслобак, и готово! Через 3–4 минуты двигатель откажет. Вот и сбит». Или «один снаряд в кабину «мессера» – и считай, что сбил [ибо убил летчика. –
Но, как было показано в четвертом разделе этой главы, советские ВВС тем и отличались от люфтваффе, что подготовка основной массы пилотов в них всю войну была весьма слабой! «Русские были в своем большинстве довольно средними летчиками», – прямо отмечал, например, Г. Ралль, провоевавший на Восточном фронте, в III группе 52-й истребительной эскадры, с июня 1941-го до весны 1944-го559. И компенсировать своим летным, тактическим и стрелковым мастерством недостатки своего, как правило, уступавшего немецкому самолета могли лишь немногие советские летчики-истребители. Поэтому несовершенство материальной части следует признать еще одним фактором, обусловившим меньшую по сравнению с германской эффективность боевой работы советской истребительной авиации.
6. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, непосредственными причинами меньшей по сравнению с немецкой эффективности боевой работы советской истребительной авиации были:
а) менее эффективные по сравнению с немецкими принципы использования истребительной авиации, которые:
– обеспечивали меньшую вероятность встречи с воздушным противником (а значит, и меньшую вероятность одержать воздушную победу или хотя бы помешать врагу выполнить боевое задание);
– лишали советские истребители инициативы в воздушном бою;
– требовали иметь непомерное количество истребителей;
б) приверженность большинства советских летчиков-истребителей к менее эффективной, чем немецкая, тактике воздушного боя, которая:
– осложняла захват советскими истребителями инициативы в бою;
– чаще подставляла их под удары противника, чем немецкие;
в) низкий по сравнению с немецким профессионализм советского авиационного командования;
г) низкий по сравнению с немецким уровень подготовки основной массы советских летчиков – как истребителей, так и бомбардировщиков и штурмовиков (т. е. потенциальных жертв истребительной авиации);
д) сохранявшееся до 1945 г. (а не до 1942-го или 1943-го, как принято было считать в советской литературе) превосходство основной массы (а до лета 1944 г. – всех) немецких истребителей над основной массой, а до лета 1944 г. – надо всеми советскими истребителями по комплексу боевых характеристик:
– скорости,
– скороподъемности,
– вертикальной маневренности,
– огневой мощи,
– оснащенности средствами связи;
– живучести.
Нельзя не отметить в этой связи абсолютную ошибочность бытующих у нас и по сей день представлений о летных данных немецкого истребителя «Фокке-Вульф» FW190. Вопреки штампам отечественной литературы, этот осмеиваемый у нас как «неуклюжий» и «маломаневренный» самолет превосходил почти все типы советских истребителей не только по скорости, но и по вертикальной маневренности – и не уступал в маневренности горизонтальной! Уменьшение же в 1944 г. числа FW190 на советско-германском фронте объясняется не их якобы непригодностью для боев с «легкими» и «маневренными» советскими истребителями, а тем, что эти исключительно живучие и исключительно сильно вооруженные машины были нужны прежде всего в ПВО Германии – боровшейся с армадами чрезвычайно живучих и сильно вооруженных тяжелых бомбардировщиков. Для того чтобы насытить истребителями FW190 еще и авиачасти Восточного фронта, мощностей германской авиапромышленности уже не хватало… Ошибочность тезиса о непригодности «фоккеров» для боев с советскими истребителями лучше всего показывает тот факт, что перевооружение в феврале – марте 1944 г. сражавшихся на советско-германском фронте I и III групп 51-й истребительной эскадры с FW190 на Bf109 большинство пилотов восприняли «негативно»: «Лучшие истребители («Фокке-Вульфы») отправляют на Запад, идет всемерное ослабление Восточного фронта»560. А распространенное среди советских летчиков-истребителей мнение о том, что «фоккер» был менее опасным противником, чем «мессер», объясняется тем, что большинство применявшихся на советско-германском фронте FW190 были не истребителями, а штурмовиками. Основная масса их пилотов летала раньше на бомбардировщиках и, естественно, уступала в искусстве ведения воздушного боя летчикам Bf109561.
Важно отметить, что перечисленные выше факторы, переплетаясь, усиливали негативное воздействие друг друга. Так, слабая подготовка большинства советских летчиков-истребителей и отсутствие у их машин превосходства над врагом в скорости, скороподъемности и вертикальной маневренности затрудняли освоение передовой тактики воздушного боя – внезапных атак в вертикальной плоскости. Преимущество немцев в тактике усугублялось также отсутствием вплоть до 1943–1944 гг. на большинстве советских истребителей полноценной (а то и вообще какой бы то ни было) радиосвязи – не позволявшим наладить взаимодействие отдельных самолетов и групп. Отсутствие радиосвязи не позволяло и рационально, по-немецки, использовать истребительную авиацию. Вместо того чтобы, используя наведение с земли по радио, направлять истребители только в те районы, где появлялся воздушный противник, приходилось «на всякий случай» высылать массу «ястребков» чуть ли не во все уголки воздушного пространства над прифронтовой полосой, т. е. распылять силы и задействовать непомерное количество истребителей – зря расходуя материально-технические ресурсы и увеличивая количество потенциальных воздушных целей для немецких истребителей. А когда наведение истребителей по радио было, наконец, более или менее налажено, описанное выше нерациональное применение истребителей продолжалось из-за низкого профессионального уровня советского авиационного командования!
В ходе войны эффективность советской истребительной авиации – как признают и немцы – неуклонно возрастала. Однако исходный уровень был настолько низок, что действие всех вышеперечисленных факторов продолжалось – хотя и во все уменьшавшейся степени – до конца войны.
а) отсутствием в СССР мощных и в то же время надежных авиационных двигателей;
б) отсутствием на советских машинах автоматического управления винтомоторной группой;
в) опозданием с переходом к выпуску цельнометаллических самолетов и вызванным этим широким использованием в конструкциях самолетов дерева (что утяжеляло машины в силу меньшей удельной прочности дерева по сравнению с алюминиевыми сплавами);
г) недостаточной по сравнению с немецкими технической законченностью конструкций советских истребителей.
Все это, в свою очередь, обуславливалось:
а) отсутствием достаточного опыта в создании авиационных двигателей и автоматических устройств;
б) отсутствием высокоточного оборудования на моторо– и приборостроительных заводах;
в) низкой культурой производства в моторо– и приборостроении;
г) слабостью научно-экспериментальной базы советского самолетостроения по сравнению с немецким562;
д) нежеланием поступаться объемами производства при технологической перестройке серийного производства для выпуска цельнометаллических самолетов;
е) более низким по сравнению с немецким уровнем организации конструкторско-проектной деятельности и культуры проектирования самолетов.
К примеру, если немцы к началу 40-х гг. прекрасно осознавали значение, которое имеет для повышения скорости самолетов внутренняя герметизация, то «у нас, – отмечает служивший тогда в НИИ ВВС В.И. Алексеенко, – над этим никто не думал потому, что просто некому было по тем временам думать». Когда советские авиаинженеры изучали в 1940 г. закупленные в Германии самолеты, они вначале вообще не могли понять, зачем немцы тщательно герметизируют резиной «каждый лючок, каждый проем»563…
В конечном счете все упиралось в нехватку в СССР опытных научных и инженерных кадров, в нехватку квалифицированных рабочих, в низкую техническую культуру населения, обусловленную, в свою очередь, низкой общей культурой советского общества.
В этой
Нехваткой культуры мышления, не позволяющей принимать поверхностные решения, – т. е. в конечном счете все той же нехваткой общей культуры у государственного и военного руководства СССР – следует объяснить и порочную систему подготовки советских летчиков-истребителей, вынуждавшую воевать больше числом, чем умением, а соответственно, порождавшую и боязнь проиграть в количестве при улучшении качества выпускаемых самолетов. Ведь предпочтение здесь количества качеству – это и есть образец поверхностного подхода к решению проблемы создания сильной истребительной авиации.
С учетом всего этого удивляться приходится не тому, что несравненно более многочисленная советская истребительная авиация, потеряв в 6 раз больше машин, чем немецкая, сбила в 2,5–3 раза меньше самолетов, чем та, и существенно затруднила действия ударной авиации противника, только обретя численное превосходство над немецкой на целый порядок, а тому, что она вообще могла воевать против германского противника. И завоевание советской истребительной авиацией в середине 1944 г. господства в воздухе было, безусловно, победой экономики СССР и его союзников, победой руководителей СССР как организаторов экономики, но никак не победой советского военного искусства или советской техники.