Почему РФ – не Россия

Призывы к дезинтеграции страны стали настойчиво повторяться в советской прессе с 1988 года, когда на окраинах страны всерьез развернулось сепаратистское движение, и у глашатаев раздела появилась реальная надежда не сесть в лужу со своими пророчествами и рекомендациями. По мере того, как становилась очевидной попустительская позиция московских властей по отношению к прибалтийским и другим националистам, «антиимперские» выступления в центральной прессе становились все радикальнее. Рассуждали уже о необходимости «разукрупнения» самой РСФСР. Вскоре идея «разрушения империи» сделалась общим местом в выступлениях «левых демократов», «радикалов», «либералов» и непременным элементом программ соответствующих организаций. Этому закономерно сопутствовали проклятия по адресу «великодержавности» и даже самой русской государственности, а также осуждение внешней политики дореволюционной России и её территориального расширения. В выступлениях писательского объединения «Апрель» высказывания в защиту целостности страны и прав русскоязычного населения республик трактовались как «шовинистические», литературные критики видели ценность произведений в том, что там осуждалась идея «великой России», известный историк в рецензии на книгу о Северной войне всячески поносил «типично имперскую направленность» политики Петра Великого, который (подумать только!) стремился «расширить зону влияния России, защищая её интересы далеко за пределами национальной территории». Выдвигавшиеся в депутаты деятели культуры в предвыборных интервью критиковали «плач по поводу гибели тысячелетней державы», заявляя, что «мечта о державе в принципе аморальна», а выражение «Россия всегда была и останется мировой державой» называли «опасной декларацией».

При этом в то время, как ежедневно со страниц демократической прессы население уверяли, что только своя государственность способна придать всякому другому народу и его культуре «полноценность» и отдельной государственности требовали для самых малочисленных и рассеянных национальностей, никогда её не имевших, русскую культуру (от которой не готовы были отказаться многие вполне либеральные интеллигенты) в той же самой прессе от государственности требовали, напротив, отделить (оплоту таких интеллигентов, журналу «Новый Мир» предписывалось «работать на резкое отделение идей национальной культуры от идей государственности»).

Предполагалось, что борьба с «имперским мышлением» будет тем успешней, чем на большее число частей будет разделен предмет этого мышления. К этому, в частности сводились предложения выхода автономных республик из РСФСР (при недопущении пересмотра кажущихся кому-то несправедливыми границ), установление для всех национально-территориальных образований единый статус союзной республики и т.д.; в газетах излагалась картина существования полусотни «государств», образующихся на основе этого принципа на территории Союза. Вершинным достижением такого подхода к «равенству национальностей» стал проект «сахаровской конституции», по которой русскому народу гарантировалась его законная 1/100 часть представительства. В условиях падения симпатий к советскому режиму проклюнулся и подход (тут забавным образом самые радикальные «антирусские» демократы сошлись с национал-большевиками так называемой «русской партии»), в котором этот режим изображался прорусским, осуществлявшим геноцид вовсе не русского, а, напротив, всех других народов, при котором «коренное население физически уничтожалось, и это привело в конце-концов к тому, что в ряде республик коренной народ оказался в меньшинстве».

Но поскольку и тем, кто это писал, было очевидно, что при сохранении этого режима высказываться в полный голос может кто угодно, но только не «великодержавные шовинисты», свергать коммунистический режим до полного развала страны никто особенно не торопился. Даже Солженицына («великодержавию» чуждого, но все-таки «реакционера») «разрешили» последним, когда уже бывшие «буржуазные националисты» и всякие прочие диссиденты давно были в законе, а контроль над окраинами был потерян. Из всех «антисоветских» процессов сепаратизму был дан самый быстрый ход (ещё весной 1988 г. статьи в «Дружбе народов» о вреде двуязычия в республиках воспринимались как экстремистские, а уже весной 1990 г. прибалтийские республики заявили о выходе из СССР). При этом читающую публику горячо убеждали в невинности намерений сепаратистов и их «конструктивном вкладе» в перестройку, когда же страна стояла перед свершившимся фактом — результатом их деятельности, последовал поток рассуждений в том духе, что «наивно пытаться повернуть колесо истории вспять, оно уже сделало необратимый виток» и неужели же «империя, создававшаяся ценою миллионов человеческих жизней, при своем распаде унесет тоже миллионы жертв?»