Читаем Почему плакал Пушкин? полностью

Во-вторых, мог ли Пушкин, убедившись, что его не поняли, ограничиться тем, что всю тайнопись повторил еще раз?

Если же он рассчитывал, что уж теперь-то его поймут, значит, в ходе повторения им вставлены какие-то все объясняющие намеки.

«Человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим. Доселе он я – а тут он будет мы. Шутка! От того-то я тещу и торопил: а она, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимала да хлопотала о приданом, чорт его побери. Теперь понимаешь ли ты меня? понимаешь, ну, слава Богу!» (XIV, 113)

Возможно ли сказанное Пушкиным воспринимать буквально? Получится всего-навсего, что, пока человек холост – он один, а когда поженится – тогда возникнет семья, состоящая из двух человек.

Неужели подобные откровения и впрямь были неизвестны корреспондентам Пушкина? Либо, по мнению Пушкина, полностью рехнулись Плетнев, Жуковский и Дельвиг, либо тут налицо не пустое общее место, а некое иносказание. Попробуем свести намеки воедино.

Пушкин («человек мыслящий») – «беспокоен и волнуем будущим».

Доселе свои намерения (очевидно, известные Плетневу) поэт пытался осуществить в одиночку. («Доселе он я», или, как было написано первоначально, – «доселе он один».)

Теперь осуществлению прежнего замысла должно способствовать положение человека семейного: одно дело – «я», другое дело, – «мы».

Однако есть препятствие: некто, условно именуемый «теща», продолжает тормозить планы поэта. То под предлогом заботы о приданом, иначе говоря – о материальном положении, о деньгах, то выдвигая всевозможные претензии, не имеющие отношения к делу. Иносказание завершается фразой, похоже, что ключевой: «Теперь понимаешь ли ты меня? Понимаешь…»

<p>Мужчина сеяла горох</p>

С какой стати Пушкин в письмах к Плетневу, в двух подряд, сетует на то, что невеста ему не пишет?

Разве мог Пушкин забыть, что 9 сентября сообщал тому же Плетневу:

«Сегодня от своей получил я премиленькое письмо…»

Второе письмо от Н. Н. Гончаровой пришло в конце сентября. Третье только что, 26 октября. Но что же тогда кроется под вопросом: «Где моя?»

Нельзя ли тут, в письме к Плетневу от 29 октября, подразумевать некую особо важную рукопись? Сразу приходит на ум «Моя родословная». Не получается: стихи эти, кажется, еще не написаны. А если вчерне и написаны, то еще никому не отосланы. Не имеется ли в виду «моя трагедия»? Не получается: издание «Бориса Годунова» дозволено, идет своим чередом, об этом Пушкин в тех же письмах спрашивает отдельно, напрямик.

Быть может, где-то ходит по рукам Десятая глава «Онегина»? Не получается: ни о чем подобном до нас не дошло ни звука.

Что остается? Довольствоваться отрицательным выводом? Значит, мол, никакой тайнописи не было? А что было? Всего-навсего повышенная чувствительность порывистого, противоречивого поэта?

Пока что, не отвлекаясь на спор, будем искать смысл, цель всего, что кажется непонятным. Например, не может не озадачить фраза из первого болдинского письма к Плетневу: «Прости ж, моя милая».

Тут не опечатка. Печатают в точности так, как написано. Между тем такая форма обращения в других письмах к Плетневу не встречается. Не вправе ли мы усмотреть некий игровой намек? «Друг Плетнев, кое-что из сказанного понимай наоборот, не в женском, а в мужском роде…»

Для пробы приведем отрывок: «…а она, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимала да хлопотала…»

Перестроим это место в мужской род: «…а он, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимал да хлопотал о приданом, черт его побери».

Сочетание «он, как баба» выглядит, пожалуй, естественнее, чем «она, как баба». Яснее проступает подразумеваемая часть: «долог лишь волос, а ум короток».

Другой слой подразумеваний состоит из определений, так сказать, семейственных. «Жена» и «мать невесты». «Невеста» и «теща». Однако тут нет твердой шкалы постоянных прозвищ. Перед нами – скользящая цепочка намеков. Иносказания чередуются в зависимости от того, которое придется к месту, прозвучит более гладко, не вызовет подозрений у постороннего глаза.

Вот почему одно и то же лицо может иметь несколько обозначений. При изучении текста выясняется, что «невеста» и «жена» – это разные персоны, а «невеста» и «теща» – один и тот же человек. По всему вероятию, не кто иной, как граф Александр Христофорович Бенкендорф. К нему и относится вышеприведенная фраза: «От того-то я тещу и торопил; а он, как баба…»

Соответственно жена, молодая жена, мать невесты – опять-таки один человек, государь император Николай Павлович.

Возможно, что некое иносказание заключено и в слове, которое выглядит вполне невинно, взаправдошно: «приданое».

<p>Вольная луна</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Пушкина

Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова
Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Дуэль Пушкина РїРѕ-прежнему окутана пеленой мифов и легенд. Клас­сический труд знаменитого пушкиниста Павла Щеголева (1877-1931) со­держит документы и свидетельства, проясняющие историю столкновения и поединка Пушкина с Дантесом.Р' своей книге исследователь поставил целью, по его словам, «откинув в сто­рону все непроверенные и недостоверные сообщения, дать СЃРІСЏР·ное построение фактических событий». «Душевное состояние, в котором находился Пушкин в последние месяцы жизни, — писал П.Р•. Щеголев, — было результатом обстоя­тельств самых разнообразных. Дела материальные, литературные, журнальные, семейные; отношения к императору, к правительству, к высшему обществу и С'. д. отражались тягчайшим образом на душевном состоянии Пушкина. Р

Павел Елисеевич Щеголев , Павел Павлович Щёголев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии