В сентябре того же года, на одной из оружейных выставок, которые Маквей часто посещал, детектив услышал, как тот объясняет другому посетителю, как переделать обычный дробовик в «такую штуку, которой можно свалить вертолет АТФ». Речь шла о Бюро по алкоголю, табаку и оружию, которое первым ворвалось в лагерь секты Кореша. Маквей и без того сильно гневался на ФБР за гибель жены сепаратиста Рэнди Уивера и его сына, Сэмюела, во время перестрелки в Руби-Ридж, Айдахо, в августе 1992 года, и за принятие Акта Брэди по контролю за владением оружием. Когда в августе 1994-го Конгресс одобрил Билль о преступлениях с помощью огнестрельного оружия, поставив девятнадцать разновидностей оружия нападения вне закона, Маквею показалось, что страшный «новый мировой порядок» набирает силу.
Именно тогда Маквей и Терри Николс начали разрабатывать план по созданию гигантской бомбы в духе «Дневника Тернера». С помощью нитрата аммония и удобрения из переработанного навоза, они смогли создать мощное, простое и относительно недорогое взрывное устройство, которое обещало произвести величайший взрыв в истории – достаточный, чтобы обрушить здание наподобие описанного в «Дневнике». В отличие от других типов бомбистов они не считали важным устройство само по себе. Единственное, что их интересовало – это «миссия».
Не забывайте, что Маквей и Николс действовали не в вакууме. Те же события, которые сподвигли их к действию – Руби-Ридж, Уэйко, закон Брэди и другие явственные проявления «нового мирового порядка», – активизировали националистские и сепаратистские движения и белые группировки вроде Ку-клукс-клана и неонацистов в их тайных укрытиях по разным уголкам страны. Милиция Мичигана, например, одна из наиболее организованных групп, отправляла каталог с информацией по организации военизированных подразделений, техникам выживания и приобретению оружия.
Однако давайте отделим говорунов от деятелей. На процессе Маквея его младшая сестра свидетельствовала, что за пять месяцев до взрыва он сказал ей, что перешел от «стадии пропаганды» к «стадии действия». То же самое поведение мы видели у Джозефа Пола Франклина, которого вывели из себя расисты – они только говорили о превосходстве белых, а он был готов действовать.
В обоих случаях у нас есть действующее лицо, разогретое риторикой, которое стремится устроить большое шоу. Однако затем оно понимает, что дальше риторики дело не пойдет, никакого шоу не состоится. Что же, если команда не готова пойти на риск, он выступит соло и прославится в одиночку. Примерно такой феномен мы наблюдали с «Семьей» Мэнсона. Чарльз Мэнсон внушал своим последователям разную чушь про «Хелтер Скелтер» и надвигающуюся войну. Однако после беседы с ним я пришел к выводу, что он собирался и дальше ограничиваться разговорами – пока аудитория была готова его слушать. И только когда его последователь Текс Уотсон решил применить идеи Чарльза на практике, произошел кризис. Именно основываясь на таких рассуждениях, мы пришли к выводу, что ни одна из сепаратистских группировок не могла стоять за бомбами в посылках в 1989 году.
Пока план с бомбой набирал критическую массу, а Тим Маквей целыми днями просиживал в одиночестве у себя в мотеле в Кингмане, Аризона, за опущенными жалюзи, Николс и Фотье стали отдаляться от него. Но Маквей продолжал двигаться вперед. Наконец, 12 апреля он выехал из мотеля, заранее закупив два пятидесятифунтовых мешка нитрата аммония в хозяйственном магазине «ТруВэлью», чтобы провести испытания. В пасхальное воскресенье, 16 апреля, они с Николсом обследовали место, где собирались заложить бомбу, и познакомились с диспозицией. Однако Николс, тихий и склонный подчиняться, а не вести за собой, дальше не зашел. Маквею это не помешало. 17 апреля, воспользовавшись выдуманным именем, поскольку возвращать машину он не собирался, Маквей арендовал в Канзасе двадцатифутовый фургон «Райдер», пригодный для перевозки пяти тысяч фунтов груза. Удобрение он приобрел в Макферсоне, Канзас. А 19 апреля припарковал фургон перед Мюрра-билдинг и поджег фитиль. На лобовом стекле он оставил записку, где говорилось, что в машине сел аккумулятор, чтобы полиция ее не эвакуировала. Как его литературный герой Эрл Тернер, он был согласен с тем, что пострадают и невинные люди. Тот факт, что все остальные на это не соглашались, что могли погибнуть дети, а те, кто не погиб, остаться без матери или отца, его нисколько не волновал. Собственно, он вообще об этом не думал.
Попав под арест, он провозгласил себя военнопленным. Так проявился его полнейший отказ принять на себя ответственность за то, что он натворил.