Почему нет?

Его желание порадовать Жанну буквально душит меня. Это извращенный восторг на грани натуральной тошноты. Для нее это важно… я прошу… помощь не помешает… Это не просьба, не желание наладить отношения, это сделка, чтобы порадовать свою женщину. А он и правда изменился, ведь раньше единственным, о ком отец беспокоился, был он сам.

– Я подумаю.

– Хорошо, – кивает отец и снова протягивает мне руку.

Отвечаю на прощальное рукопожатие, бросая последний взгляд на Жанну: она пританцовывает, пытаясь успокоить капризы дочери, и корчит ей рожицы. Я никогда не испытывал ненависти к этой девушке. Не она разрушила нашу семью, до нее были и другие, а у истока катастрофы стоят всего двое – мои родители. Но сейчас… в моменте на долю секунды ловлю себя ровно на этом – я ее ненавижу.

Быстрым шагом ухожу по тротуару в обратном направлении, не замечая ничего вокруг. Дергаю дверь студии и переступаю порог, прикрыв глаза от коснувшегося лица прохладного воздуха.

– А еда где? – сквозь гомон беснующихся во мне эмоций пробивается голос Яси.

– Что? – морщусь я, постепенно приходя в себя. – А, еда… я-я-я… я карту забыл.

– Там оплачено. – Ясмина вглядывается в мое лицо, склоняя голову. – Ты в порядке?

– Да. Да, все хорошо. Я просто… я сигарет еще хотел купить. Сейчас сгоняю.

Забегаю в комнату отдыха, перевожу дух и достаю из рюкзака банковскую карту. Даю себе еще несколько секунд и только потом возвращаюсь в холл.

– Что-то еще нужно? – спрашиваю Ясю.

– Нет, – мотает она головой и выходит из-за стойки. – Яр, точно все нормально?

– Да. Да, конечно! – отзываюсь как можно бодрее.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Она касается ладонью моего лба, а затем щеки, продолжая обеспокоенно всматриваться в мои глаза.

– Угу, – отвечаю я, теснее прижимаясь к ее ладони.

– Врешь, – тихо заявляет она. – Что случилось?

Мои веки тяжелеют, тело обмякает, как после сотни подтягиваний на турнике, а признание само слетает с языка:

– Встретил кое-кого не очень приятного…

– Ее? – с трогательным сочувствием уточняет Яся, но я даже не понимаю, о ком речь, наслаждаясь мягкостью прохладной кожи. – Вот черт. Давай я сама схожу за обедом. Ладно? А ты меня тут подмени.

– Что? Зачем?

– И сигарет тебе возьму. Синие ведь, да? – бросает она, уже распахивая дверь, и выскакивает из студии.

Удивленно моргаю и глупо таращусь в пустоту. Это еще что такое? Она пытается обо мне позаботиться? Защищает? Беззвучно смеюсь, шагая к стойке, и забираюсь на высокий стул. Смотрю на улицу через стекло и прищуриваю левый глаз, ослепленный выглянувшим из-за тучи солнечным лучом. Сердце стучит значительно ровнее, напряжение сползает с плеч. Жизнь отца больше меня не касается, и все-таки кое-что в его сделке кажется рациональным и даже заманчивым. Машина, помощь, деньги, в конце концов. Алексей Муратов не последний человек в нашем городе, и может, как отец для меня он уже бесполезен, но вот как должник и источник связей на будущее – очень даже перспективен.

Закрываю ящик с пузырьками красок для татуировок и обвожу взглядом кабинет – все на своих местах. Легкая усталость ощущается в ноющих мышцах шеи и спины, и я забираюсь в кресло, упираясь затылком в мягкий кожаный подголовник. Осадок от встречи с отцом все еще чувствуется горечью, но решение насчет завтрашнего вечера принято. Выгоды от этого мероприятия будет определенно больше, чем морального ущерба. Интересно, как сильно я смогу позволить себе напиться?

Через несколько минут приоткрытая дверь в коридор распахивается, в проеме появляется Ясмина и приваливается плечом к косяку, сложив руки на груди. После обеда мы с ней почти не разговаривали, я был занят клиентами и размышлениями, да и у нее хватало дел.

– Закончил? – спрашивает она.

– Да. Все уже разошлись?

– Ага.

– Тогда… – Я подаюсь вперед, чтобы встать с кресла, но Яся вдруг проходит в кабинет, заставляя меня остаться на месте.

Она медленно подступает ближе, задумчивая и нерешительная. Останавливается рядом и опускает ладони на широкий подлокотник:

– Сильно устал?

– Да не особо. А ты?

– Не больше чем обычно.

Тишина между нами пронизана недосказанностью, но вместе с этим еще и расшита бусинами близости. Доверие не всегда стирает неловкость. Есть вещи, в которых ты не можешь признаться даже себе, не то что кому-то еще. Ясмина молчит, а я все пытаюсь понять, что именно она хочет сказать. С чем это связано? С ее внезапным приступом ревности или с моим неврозом после встречи с отцом? А может, там вообще что-то иное?

– Ты как вообще? – наконец спрашивает она.

– Нормально. А ты себя как чувствуешь?

– Пойдет.

Мы оба врем. И оба знаем об этом. Ясмина беспокойно бегает взглядом по кабинету, а вот мое внимание всецело приковано к ней.

– Может, поужинаем? – предлагает она и не оставляет мне времени на ответ, продолжая: – Я могла бы что-нибудь приготовить или… сходим куда-нибудь. Что ты хочешь? Есть любимые места?

– Ты приглашаешь?

– Думаю, мне стоит загладить вину.

– Не понял. О чем ты?

– Яр, мне очень стыдно.

– За что?