Почему не стоит лезть, куда не приглашают

На алтаре лежал человек. В смысле, труп человека. Лежал, надо полагать, очень давно, однако выглядел так, словно умер только вчера. Его тело не носило следов мумификации, кожа оставалась гладкой, на пухлых алых губах, плохо различимых из-за черной бороды, застыла насмешливая улыбка. Одежда не рассыпалась в прах, оставаясь по-прежнему мягкой и белоснежно-белой. Остроконечная шапка на голове по крою походила на жреческие, поэтому Черныш решил, что перед ним последний и, возможно, самый высокопоставленный служитель храма. В подтверждение теории свидетельствовал надетый на палец правой руки крупный серебряный перстень со здоровенным молочно-белым камнем. Других украшений мертвец не носил.

Руки его, кстати сказать, крепко удерживали рукоять кинжала, вбитого ровно посредине груди. Причем коту показалось, что убил себя жрец сам, добровольно и без посторонней помощи — больно уж торжествующее выражение застыло на лице.

Черныш прошелся вдоль тела, осмотрел ноги в сандалиях, зачем-то понюхал шею покойника. Человеческим жестом удивленно покачал головой. Затем, сам не зная для чего, протянул лапу, по прежнему избегая трогать тело, и прикоснулся к перстню.

Глаза мертвеца открылись.

Сантэл поездка понравилась. Впечатлений она получила море (от моря, увиденного впервые в жизни, она тоже пришла в восторг) и сутками напролет трещала, обсуждая запомнившиеся яркие моменты, с нянюшкой. Особенно потрясло ее празднование в честь богини — торжественное шествие жрецов, выступления уличных музыкантов, состязания артистов за право получить приз и в следующем году называться лучшими. Она ела диковинные блюда и познакомилась со сверстницами из далеких стран, любовалась на созданные настоящими магами прекрасные иллюзии. Благодаря расторопности Люса она в первых рядах наблюдала за обрядами жрецов на Кровавом холме и даже подобрала несколько цветков, надеясь обрести благословение богини и удачу в делах любовных.

Девушку не смущали ни неожиданное, совершенно непредсказуемое решение клириков перенести празднование на более ранний срок, на два дня; ни странное поведение Черныша. Кот куда-то пропал, вернулся в номер буквально перед самым началом, когда торжественная процессия уже собиралась выходить из ворот центрального храма — грязный, усталый, взъерошенный. Залез в корзину и с тех пор молчал, отделываясь междометиями. Сегодня он впервые поел.

— Если брат разрешит, обязательно вернусь в следующем году, — пообещала вслух Сантэл.

Черныш спрыгнул с окна на пол, забрался к девушке на кровать. Постоялый двор, в котором ночевал изрядно уменьшившийся караван, не отличался размерами, но кормили здесь хорошо и комнаты были чистые.

— Попробуй, — согласился он. — Я, правда, сомневаюсь, что Бирон тебя отпустит.

— Почему?

— Он мужа тебе подыскивает, — пояснил кот. — Я ведь, кажется, предупреждал. Да и Люс через девять месяцев умрет, а кому-то другому Бирон тебя вряд ли доверит.

— Как умрет?! — вскинулась Сантэл.

— Не знаю, — буркнул посланец Хозяина Низа, отворачиваясь. — Спи давай.

К нему самому сон не шел. Стоило закрыть глаза, как сразу из глубин памяти всплывали чужие воспоминания, обрывки фраз, смутные картины прожитой древним жрецом жизни. Память. Знания. Темная мудрость. Черныш получил то, зачем приезжал в город, и теперь мучительно пытался понять — не слишком ли велик оказался приз? Чем придется платить за нежданный подарок?

Годы, века, тысячелетия… Они ничего не значили для лишенной тела души. Понятие времени исчезло, равно как и пространства или материи. Осталось лишь бытие на Грани да ожидание того, кто сумеет занять его место и отправить его туда, где он должен быть. В том, что рано или поздно посланник придет, душа не сомневалась. Если бы она могла мыслить словами, то сказала бы, что ее нынешнее состояние противоречит законам этого мира, а значит, рано или поздно гармония будет восстановлена.