– Участвуешь, – согласилась я. – Ты платишь процент, небольшой процент от своей зарплаты на алименты детям, а вся остальная зарплата в твоем распоряжении. В то время как моя зарплата идет на оплату счетов за дом, на продукты и все остальное, так что неудивительно, что на меня ничего не остается. Быть матерью-одиночкой
– Ну это же была твоя идея все юридически обставить, – вспыхнул Саймон. – Что же ты сейчас жалуешься?
– Да, только почему я на это пошла? Не потому ли, что ты меня бросил? Мне что, надо было сидеть и ждать, когда у тебя там все по твоему графику сойдется и когда ты будешь готов? Прости, если все пошло не так, как ты хотел, просто, может быть, для начала не надо было уходить из семьи? И, если уж зашел разговор о том,
– Боже, ты все время будешь возвращаться к одному и тому же?
– Ну если тебе не нравится, когда тебе напоминают, что ты трахался с другой женщиной, может, тебе и не надо было трахаться с другой женщиной? А на самом деле эта твоя измена была лишь последней каплей. Джейн ходит в школу уже ДЕСЯТЬ ЛЕТ, а ты только сейчас пошел с ней в магазин купить форму. И потом ты, конечно же, предлагал помощь и интересовался, как мы тут живем, но мне пришлось все лето тебя ОБРАБАТЫВАТЬ, чтобы ты реально что-нибудь сделал. Потому что на самом деле ты не хотел ничего делать, тебе было просто приятно выглядеть хорошим человеком в собственных глазах, а там, глядишь, еще и в постели что-нибудь обломится?
– Я об этом и НЕ ДУМАЛ, я НЕ ТАКОЙ человек, – в ярости сказал Саймон. – Я всегда
– А тебе никогда не приходило в голову, что когда помогаешь материально, тем самым и эмоционально поддерживаешь? – поинтересовалась я. – Я не особо НУЖДАЛАСЬ в твоей эмоциональной поддержке. Я В ПОРЯДКЕ.
– Вижу, – ответил Саймон. – Видно, как оно в порядке. В идеальном порядке. У тебя здорово получается не быть сукой после того, как я целый день таскался с твоими детьми по магазинам.
– Я не сука, просто констатирую факты. ОНИ И ТВОИ ДЕТИ ТОЖЕ! Завтра им в школу, а ты купил форму в самый последний момент, а мне ее еще стирать, гладить и делать нашивки. Ты всегда все бросал на полпути, Саймон, а я должна была бежать рядом и доделывать все за тебя. Блядь, Саймон, мы развелись! РАЗВЕЛИСЬ! Окончательно и бесповоротно! И тем не менее я все еще тащу на себе весь этот груз, никакого признания, никакой благодарности ЗА ВСЕ, ЧТО Я ДЕЛАЮ ДЛЯ СЕМЬИ, а ты тут ходишь с таким видом, как будто тебе медаль надо дать за то, что ты слез с дивана и сделал хоть что-то. Да пошел ты!
– Сама иди! Что ты от меня хочешь? Я стараюсь помочь, я стараюсь быть полезным – но нет, ты всегда недовольна. А сейчас, может, заведешь свою волынку о засилье патриархата, как Джейн, от нее только это и слышишь.
– Может, и заведу, потому что у меня еще вся ночь впереди, я буду сидеть и ждать, пока вещи постираются, потом высохнут, потом буду их гладить и делать нашивки, ведь у тебя за все лето не нашлось другого времени. Ты же всегда хотел, чтобы все было по-твоему, Саймон. Так вот, такого больше не будет. У меня теперь своя жизнь. И потом, почему бы Джейн не клеймить патриархат, если ей так хочется, ее поколение не будет совершать ошибки нашего, нам-то твердили, что стоит только захотеть – и у нас «все будет», а на самом деле не договаривали, что, чтобы было все, НАДО ДЕЛАТЬ ВСЕ, А ЭТО НЕ ОДНО И ТО ЖЕ.
– Боже, да успокойся ты! Что ты так завелась?
– Я завелась? ЗАВЕЛАСЬ? Да знаешь ли ты, что за все годы нашего брака мы никогда не ездили в отпуск туда, куда
– А масло тут причем? – взбеленился Саймон.
– При том, что это так
– Что-то не помню, чтобы я так говорил.
– Говорил, каждый раз. И не только про масло. Еще и про йогурт!
– То есть ты хочешь сказать, что мы бы по-прежнему жили вместе, если бы
– Нет, – вздохнула я. – Дело-то не в этом.