Почему маму всё достало

К моему изумлению, школа была переполнена. Яблоку негде было упасть в толпе родителей-одиночек, жаждущих найти наконец свою любовь или хотя бы партнера для секса. На другом конце актового зала я заметила Идеальную Мамочку Идеальной Люси Аткинсон, но там было столько народу, что и не протолкнуться, а мне хотелось подойти к ней и спросить, пришла ли она под давлением Люси или же она реально надеялась кого-нибудь здесь подцепить. Я послушно выстояла очередь за бокалом дешевого пойла, взяла свой номерок, заполнила анкету, и адская карусель закружила меня в неистовом вихре. Среди первых нескольких кандидатов любителей выдр не оказалось, зато выяснилось, что не только мистер Доусон предпочитает разговаривать с твоей грудью, а не с тобой. А потом на место, предназначенное для претендентов, плюхнулся Саймон.

– А ты как здесь оказался? – зашипела я на него.

– Могу задать тебе тот же вопрос, – не замедлил с ответом он.

– Не думай, что мне так уж хотелось сюда приходить, – сердито бросила я ему. – Это все дети. Вынудили меня прийти сюда. Постоянно зудели и зудели, пока я не сдалась.

– И я тоже! – возмущенно воскликнул Саймон. – Они как с ума посходили, без конца только об этом и твердили, как попугаи повторяли, я уж было подумал, что ты им в еду какой-то птичий корм подсыпаешь.

Мы посмотрели друг на друга, и осознание происходящего медленно дошло до нас.

– Кажется, – вымолвил Саймон, – нас подставили!

– Ты думаешь, они рассчитывали, что если мы оба придем сюда и увидим, что больше никому не подходим, тогда до нас дойдет, что нам надо опять сойтись? – спросила я в панике.

Саймон мрачно кивнул.

– А я-то все не мог взять в толк, с чего это они мне сватали Идеальную Мамочку Идеальной Люси Аткинсон, – усмехнулся он.

– Да она тебя живьем проглотит, – ответила я. – А мне они втюхивали папочку Оскара Уотсона. Куда уж хуже этих свиданий вслепую – так, оказывается, они нам заготовили ловушку для родителей.

– Это так низко, да? – сказал Саймон. – Так, время у нас закончилось. Раз уж мы раскрыли их коварный заговор, то оставаться здесь дальше смысла нет. Может, пойдем куда-нибудь и выпьем нормально?

– Что, вместе с тобой? – спросила я. – Мы вдвоем? Типа в пабе?

– Ты проводишь слишком много времени с тинейджерами, – поморщился Саймон. – Да, типа в пабе. Просто пойдем в паб. А почему бы нет? Мы взрослые люди, и то, что мы разошлись, не исключает возможности пойти и выпить вместе по-дружески, разве нет? Разве тебя не привлекает идея выпить холодной водочки с мартини в приличном месте, где не воняет тушеной капустой, спортивной формой и подростковыми сексуальными фрустрациями?

– Ну если ты так себе это представляешь… – согласилась я. – В школах и правда стоит особый запах. И от него не сильно веет романтикой. Не уверена, что надо было устраивать подобное мероприятие в школьном актовом зале. Нужно быть оглушенным гормонами подростком, чтобы действительно пытаться найти партнера в таком вонючем месте.

Звонок прервал наш разговор.

– Пошли, – сказал Саймон. – Если будешь со мной любезна, могу даже купить тебе пачку чипсов.

– С солью и луком?

– Ага.

Ну мы и свалили оттуда и набрели на очень приличный бар, там Саймон угостил меня обещанным мартини с водкой, а я пыталась отогнать воспоминания о том последнем разе, когда мы с ним сидели в баре и он оглушил меня признанием, что уходит из семьи.

– Выглядишь хорошо, – сказал он. – Мне нравится твоя кофточка.

– Ой, – удивилась я. – Спасибо, только это моя старая кофта, – и это чистая правда. Я бы ни за что не надела новую кофту на школьный вечер.

– Ну как сама? А то мы вечно о детях да о детях.

– Потихоньку. Так как-то все. Работа, дом. Читаю вот книжку, Букеровскую.

– Боже мой, и я тоже. Что думаешь?

– Не знаю. Читаю и ничего не понимаю.

– Я тоже. А я боялся, что это я такой непонятливый. Может, в этом залог успеха – просто пиши всякую непонятную дичь, все постесняются признаться, что они ничего не поняли, и просто присудят тебе Букера.

– Вполне может быть.

– Может, и мне стоит попробовать? – хмыкнул Саймон. – Ведь я же в свои годы писал всякую поэтическую муть.

– Да уж, помню, – сухо ответила я.

– А что? Тебе же нравились мои стихи.

– Нет, мне нравился сам факт, что кто-то посвящает мне стихи. Сами же стихи были, слегка…

– Дерьмовенькие, – закончил Саймон. – Скажи уж честно. Стихи были дерьмовые, поверь мне, уж я-то знаю. Когда я съехал от вас, то среди вещей нашел коробку со своими стихами. Сжег их, избавил совесть от позора, что когда-то был таким претенциозным.

– Ну сочинение стихов очень соответствовало твоему стилю мятущегося художника, разве нет? Во всем твоем внешнем виде было что-то байроническое.

– Да брось, ты засмущала меня, – запротестовал Саймон. – Господи, о чем я только тогда думал?

– А мне нравилась твоя таинственная байроническая фаза, – возразила я. – Намного лучше, чем раздолбайские свитера и штаны автослесаря.

– Да, хоть кому-то тогда я нравился, – вздохнул Саймон.

– Ну ладно, что у тебя нового в жизни? Чем занимаешься?