Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

Изучая методы ухаживания в XIX в., историк Эллен Ротман цитирует Элизу Саутгейт, которая пишет: «Женщина не могла себе позволить даже подумать о том, что она может полюбить кого-то, прежде чем сама обнаружит привязанность к ней». Ротман продолжает: «Женщине следовало подождать, чтобы удостовериться, что ее чувства взаимны, прежде чем признаваться в них даже самой себе»[60]. Тот факт, что любовь была превращена в церемониал, защищал женщин от царства эмоций, которые могли их погубить. На самом деле все в романе «Разум и чувства» как раз и сводится к вопросу о плавной последовательности, с которой следует действовать в сердечных делах. Элинор отнюдь не проповедует разум против страсти; скорее, она воплощает и защищает ритуальную версию любви, в которой сильные чувства раскрываются и выражаются только после того, как они осуществятся в надлежащей последовательности: сначала влечение, затем ухаживания и взятие обязательств. В ритуальной версии любви эмоция подтверждает обязательство так же, как обязательство подтверждает эмоцию. То есть, несмотря на то, что вопросы об искренности и истинных чувствах, безусловно, присутствуют в перформативном/ритуализованном романтическом порядке, они часто вытесняются заботой о правильной последовательности эмоций: «Как только мужчина получал достаточно одобрения от девушки, за которой ухаживал, считалось подобающим, чтобы он попросил согласия отца, прежде чем сделать предложение… Женщине следовало ждать, пока мужчина признается ей в любви, прежде чем раскрыть ему свои истинные чувства»[61].

Этот режим контрастирует с режимом эмоциональной искренности, которой пронизаны современные отношения. Искренность требует, чтобы партнеры осознавали свои эмоции; чтобы они руководствовались чувствами, которые затем станут основными составляющими их отношений; чтобы они признавались в своих чувствах самим себе (и желательно другим) и чтобы они принимали решения о совместной жизни и связывали себя дальнейшими обязательствами на основе этих чувств. Режим эмоциональной искренности заставляет людей тщательно анализировать свои и чужие эмоции для того, чтобы определиться с важностью, глубиной и будущей значимостью отношений. «Действительно ли я люблю его, или это просто вожделение?», «Если я люблю его, насколько глубока, сильна и подлинна моя любовь?», «Здоровая эта любовь или эгоистичная?» — подобные вопросы возникают в процессе искренней любви. В традиционных обществах, напротив, «искренности нет места в лексиконе человеческих идеалов. Здесь люди довольствуются теми жизненными возможностями, которые предоставляет им их социальная система: высшим благом для них… является выполнение определенной социальной функции»[62]. Искренность предполагает существование реальной (эмоциональной) онтологии, которая определяет бытие и существует вне правил, организующих и направляющих выражение и переживание чувств вообще и любви в частности. В режиме искренности обязательство не предшествует, а следует за эмоциями, которые испытывает человек и которые становятся дополнительным стимулом для взятия на себя обязательств. Таким образом, для обретения уверенности в своих чувствах режим искренности требует от человека: либо провести тщательный самоанализ, когда вопрос о природе и «истинных» причинах эмоций становится решающим для человека; либо, наоборот, подвергнуться ошеломляющему откровению, которое проявляется очень интенсивно (например, любовь с первого взгляда). Самоанализ предполагает, что рефлексивное самопознание поможет понять истинную природу наших эмоций; снизошедшее откровение предполагает, что глубина и безрассудность являются подлинным показателем истинных чувств. Эти два способа установить подлинность романтических чувств существуют бок о бок в современной культуре и, если следовать им, приводят к романтической связи, которая зависит не столько от ритуальных правил, сколько от эмоциональности внутреннего мира.

Семиотическая последовательность

Центральное место в перформативном режиме эмоций занимает важнейшее социальное правило, согласно которому действия человека соответствуют его намерениям. Например, руководство по этикету 1879 г. предлагало такие инструкции: