Почему исповедуются короли

– Да. Глупец. Он мог уехать. Как сделали многие другие. Но не захотел упустить возможность стать свидетелем экстраординарных событий.

– Те события действительно были экстраординарными. Но наверняка не совсем такими, как он ожидал. Бандора и его жену убили?

– Да. В конечном итоге выжила только Жизель, двух младших детей так и не нашли. Мальчика, которому следовало стать четвертым графом, объявили мертвым несколько лет назад.

– И кому достался титул?

– Двоюродному брату.

– Поскольку большая часть достояния Бандора находилась в безопасной Англии, полагаю, приданое Жизель уцелело, несмотря на Революцию?

– О да. Она могла бы выйти замуж в любое время, если б пожелала.

– Так почему не вышла?

Тетушка наградила его долгим мрачным взглядом.

– Право слово, Себастьян, задействуй свое воображение. Ты же знаешь, что там творилось в те дни… что там творили с аристократками. Я слышала, у нее даже родился ребенок, хотя, к счастью, вскорости умер.

– Понятно, – сказал он тихо. И подумал, что это обстоятельство, вероятно, многое объясняет в отношениях леди Жизель и Марии-Терезы.

Тетушка Генриетта добавила:

– По большей части те, кто сейчас отираются возле Бурбонов, – это бесполезные нахлебники. Но не Жизель. Что бы ни происходило, подозреваю, именно она помогает принцессе выстоять. Они почти неразлучны с тех самых пор, как Марию-Терезу выпустили из тюрьмы.

– А как бы вы ее охарактеризовали?

Ответ почему-то предварил тяжкий вздох.

– Ну… Леди Жизель обаятельна, мила и, уж конечно, гораздо приятней в общении, чем Мария-Тереза.

– Но? –  подсказал Себастьян.

– По-правде, я бы крайне обеспокоилась, если бы один из моих сыновей вдруг вознамерился на ней жениться.

– И как это понимать?

Но тетушка Генриетта лишь покачала головой, не желая облекать в слова свои мысли.

          * * * * * * * *

Амброз Лашапель изучал привозные кружева в витрине маленького магазинчика на Бонд-стрит, когда Геро сошла на тротуар из коляски и подступила к нему.

– Давайте пройдемся по улице, месье, – сказала она, улыбаясь. – Мне хотелось бы кое-что с вами обсудить.

Бросив быстрый, опасливый взгляд на ее вздувшийся живот, француз отвел глаза.

– Вы ходить-то можете?

– Конечно, я могу ходить. И уверяю, что не имею намерения разрешаться от бремени посреди Бонд-стрит, можете не бояться.

Задрав подбородок, Лашапель покрутил головой из стороны в сторону, словно шейный платок внезапно стал ему слишком тесен.

– Почему со мной?

– Я только что обнаружила нечто удивительное. И, поразмыслив, решила, что именно вы тот человек, который сумеет мне все объяснить.

– Не думаю, что мне понравится этот разговор, – вздохнул французский придворный.

Но Геро лишь скупо улыбнулась сжатыми губами и неумолимо повлекла его вдоль по улице.

ГЛАВА 49

Выйдя из особняка тетушки Генриетты, Себастьян покинул Мейфэр и провел следующие несколько часов в округе Святой Екатерины, опрашивая жителей Кошачьего Лаза и «Двора висельника». Он разрабатывал версию, которой для правдоподобия не хватало слишком многих деталей, и временами казалось, что она строится скорее на предрассудках и предубеждениях самого Себастьяна, нежели на чем-то более основательном.

Наконец он отыскал полуслепого, пропитанного джином отставного солдата, который заявил, что видел двух незнакомых мужчин возле «Двора висельника» той ночью, когда убили Пельтана. Но описал незнакомцев весьма расплывчато, и притом уверял, что они держались наособицу друг от друга. А еще солдат побожился, что, покажись там женщина, он бы ее заприметил и нипочем не забыл.

Во власти сомнений Себастьян стоял на Лондонском мосту, облокотясь на каменный парапет и глядя на холодные туманные воды внизу, когда к нему подошел Амброз Лашапель.

– Вас трудно отыскать, – сказал француз.

Себастьян перевел на него взгляд.

– Я не знал, что вы меня разыскиваете.

Сегодня придворный щеголял в отполированных гессенских сапогах, замшевых бриджах и в элегантном пальто записного денди. Лишь мягкие локоны, выглядывавшие из-под полей его шляпы, напоминали о Серене Фокс.

– Прошлой ночью вы уверяли, что не знаете, кто может хотеть вас убить. Натолкнулись на мысль? – спросил Себастьян.

– По правде, это ваша супруга натолкнула меня на мысль.

– Леди Девлин?

Заложив руки в перчатках за спину, Лашапель постоял, рассматривая лес мачт на реке. Наконец он произнес:

– Мадам Соваж рассказывала вам о детстве своего брата?

– Про то, как они росли в Париже?

– Нет, еще раньше.

Себастьян всмотрелся в изысканное тонкокостное лицо придворного.

– А было какое-то «раньше»?

Француз кивнул, словно Себастьян подтвердил то, что он уже знал или по крайней мере подозревал.

– До лета 1795 года у Филиппа-Жана Пельтана был только один ребенок – девочка по имени Александри. Но однажды в начале июня он привел в свой дом на Иль-де-ла-Сите маленького мальчика. По словам доктора, то был его сын, родившийся десять лет назад, – дитя любви. Филипп-Жан объяснил любопытным соседям, что мальчик и его мать попали в тюрьму во время Террора. Мать умерла, вот Пельтан и взял своего сына домой, чтобы дать ему достойное воспитание.