Почему исповедуются короли

– Я действительно был обеспокоен. –  Джарвис улыбнулся. – Правда не совсем по тем причинам, которые вам привел.

– Так мир с Францией на самом деле для нас нежелателен?

– Пока Наполеон остается правящим императором? Не желателен.

– Кто же, по-вашему, должен занять трон? Граф Прованский?

– На некоторое время. Он первый в очереди на престол, и, хотя бы для видимости, следует соблюдать традиционный порядок наследования. Прованс глуп и до смешного увлечен радикальными реформами для установления  конституционной монархии. Но он не по возрасту одряхлел и заплыл жиром. Долго он не протянет.

– И кто дальше? Его брат, Артуа? Который прославился крайней реакционностью наряду с безрассудством, тщеславием и расточительностью? Французы его долго не вытерпят.

– Полагаю, вы недооцениваете энтузиазм Артуа по части репрессий. Еще в 1789 году он наблюдал за ошибками своего брата Людовика XVI, который уступал одному требованию черни за другим, когда нескольких метких картечных залпов хватило бы, чтобы пресечь революцию на корню, не дав ей войти в силу.

Девлин промолчал.

Не дождавшись ответной реплики, Джарвис снова улыбнулся.

– Вы, конечно, знаете, что мои люди следили за французскими переговорщиками с момента их прибытия?

– Нет, не знаю, но это меня не удивляет. Хотите сказать, ваши люди заметили что-то существенное?

– Для меня это не существенно, но они стали свидетелями примечательной ссоры между Дамионом Пельтаном и его сестрой как раз в тот день, когда его убили.

Глаза виконта сузились.

– Так вам известно, что Александри Соваж приходится Пельтану сестрой?!

Вглядываясь в зеркало, Джарвис старательно укладывал складки галстука.

Девлин сбавил тон:

– Где именно происходила ссора?

– Перед «Гербом Гиффорда». Сначала туда явились какие-то мужчина и женщина, некоторое время поговорили с Пельтаном, а затем ушли. Мадам Соваж подоспела, как раз когда Пельтан собирался вернуться в гостиницу.

– Вы не рассказали мне ничего такого, чего бы я не знал.

– В самом деле? Надо же, как вы преуспели в своем расследовании. Вот только, кажется, упустили из виду перепалку, которая тогда имела место.

– А что же послужило предметом той перепалки?

– Увы, мой соглядатай был слишком далеко, чтобы расслышать.

– Тогда с чего он взял, что это была перепалка, даже ссора?

– По горячности собеседников: оба буквально кипели.

– А мужчина и женщина, приходившие ранее? Кто это был?

– Мой соглядатай не смог их опознать.

– В самом деле?

В ответ на явное недоверие виконта Джарвис опять улыбнулся.

– Да, в самом деле.

– Почему же вы поделились со мной этими сведениями только сейчас?

– Потому что ваша одержимость смертью Дамиона Пельтана становится все более неуместной. Вам бы следовало оставаться дома со своей беременной женой.

– Геро вполне благополучна. Поверьте, она вас не поблагодарит, если сподвигнете меня неотлучно увиваться возле нее.

Одернув жилет, Джарвис впился глазами в лицо зятя.

– Если моя дочь умрет из-за твоего отпрыска в ее животе, клянусь Богом, я убью тебя. Собственными руками.

Мужчины сцепились взглядами. И Джарвис разглядел в глазах Девлина тот же глубокий неизбывный страх за Геро, что снедал его самого.

– Она не собирается умирать.

ГЛАВА 39

На стук Себастьяна дверь в хирургию Гибсона на Тауэр-Хилл открыла Александри Соваж.

– Гибсон во дворе, выполняет вскрытие тела полковника Фуше,–  сказала она.

– Вот и хорошо.–  Себастьян проскользнул мимо нее в закрывающуюся дверь. – Я хотел увидеть именно вас.

Она недолго постояла с одной рукой на задвижке; туман сочился в прихожую. Потом притворила дверь и повернулась лицом к визитеру.

– Чего же вы хотите от меня?

Единственное платье, оставшееся у нее после пожара, прикрывал перепачканный передник. Щеку пересекала грязная полоса. По всей видимости, докторесса своими руками вычищала небольшую комнату справа от входа.

Себастьян вздохнул свободнее, найдя француженку в хирургическом кабинете, а не в доме Гибсона. Хотя не был уверен, что не переоценивает это обстоятельство.

– По вашим словам, вечером того дня, когда Дамион Пельтан был убит, вы пришли к «Гербу Гиффорда» и застали его стоящим перед гостиницей.

– Да-а, –  протянула она, будто гадая, куда ведут новые расспросы.

– И что вы ему сказали? «Там больной ребенок, хотелось бы, чтобы ты на него посмотрел; пожалуйста, пойдем»?

– Что-то вроде этого, да.

– Ничего больше? А потом вы вместе отправились на Сент-Кэтрин-Лейн?

– Да.

– И когда вы шли вверх по Кошачьему Лазу, он признался, что надеется уговорить леди Питер бежать с ним, и вы поссорились?

– Да. –  Темно-карие глаза Александри смотрели на Себастьяна с подозрением, очень похожим на ненависть.

Он продолжил:

– Так о чем же вы спорили перед «Гербом Гиффорда»? Учитывая все, что я узнал о Дамионе Пельтане, не верится, будто вам было трудно уговорить его пойти с вами. Какого черта вы там ссорились?

– Кто вам сказал, что мы спорили перед гостиницей?

– Дамион являлся членом французской делегации, прибывшей в Лондон с весьма деликатной миссией. Едва ли приходится удивляться, что за ним следили.

– Опять Джарвис, да?