Почему исповедуются короли

– К счастью, я никогда не встречала его лично. Однако да, я о нем слышала. Вульгарный выскочка, возомнивший себя равным с высшими мира сего. В правительстве Франции теперь таких много. Но милостью Божьей скоро все они обратятся в прах. Как только династия Бурбонов вернется на свое законное место, Вондрей и ему подобные, как тараканы, бросятся врассыпную от ослепительного света Господнего предначертания.

Себастьян старательно сохранял нейтральное выражение лица.

– А как насчет некоей француженки, Александри Соваж? С ней вы знакомы?

– Соваж? – Остановившись на краю аллеи, принцесса развернулась, посмотрела ему прямо в глаза и с абсолютным спокойствием ответила: – Нет, навряд ли. А теперь вы должны меня извинить, я желаю пройтись одной. Леди Жизель проводит вас обратно к дому. – И, круто повернувшись, с высоко поднятой головой и чопорно выпрямленной спиной  решительно зашагала прочь от визитера.

– Извините. Ее высочество сегодня немного… напряжена, – подошла к виконту леди Жизель.

По наблюдениям Себастьяна, Мария-Тереза всегда была такой. Но он сказал только:

– Если вам угодно последовать за ней, я вполне способен отыскать обратную дорогу самостоятельно.

Фрейлина покачала головой.

– Когда принцесса говорит, что желает побыть одной, ее следует понимать буквально.

Они бок о бок пошли обратно по аллее. Через какое-то время леди Жизель нарушила молчание:

– Я знаю, многие считают ее высочество холодной и жесткой, даже надменной. Но в действительности она – достойная восхищения женщина, сильная духом и очень благочестивая. Она проводит дни, помогая своему дяде или навещая приюты для сирот и неимущих.

– Этим же она занималась и в прошедший четверг?

– В прошедший четверг? О, нет, в четверг же было двадцать первое января.

– А это значимая дата?

Леди Жизель со смутным удивлением глянула на виконта, затем торопливо выдохнула:

– Ах да, вы же не француз, потому и не знаете. Ее отца, короля Людовика XVI гильотинировали в десять часов утра двадцать первого января 1793 года. Вам известно, что принцесса хранит рубашку, в которой он был казнен? Королевский исповедник сберег ее и передал дочери. В каждую годовщину смерти отца Мария-Тереза запирается с его рубашкой у себя в комнате и весь день проводит в молитве. Точно так же как и в каждую годовщину убийства матери.

 «Двадцать лет, – подумал Себастьян. – Родители принцессы уже двадцать лет как мертвы, а она все не может оставить позади те горестные времена и научиться радоваться жизни». Он задался вопросом, проводит ли леди Жизель годовщину смерти своих отца и матери, уединившись с какой-нибудь окровавленной реликвией.

Почему-то он сомневался в этом.

А вслух спросил:

– Ее высочество посвящает молитвам целый день?

– С рассвета и до полуночи. Не выходит из комнаты даже чтобы подкрепиться. Дядя принцессы посылает ей подносы с едой, но она к ним и не прикасается.

– Значит, принцесса провела четверг в полном одиночестве?

Они уже дошли до длинной восточной стены особняка. Элегантный ряд углубленных арочных окон выглядел нелепым фоном для пасущихся на привязи коз и разбредшихся по газону кур. Сузив глаза и склонив голову набок, леди Жизель пристально посмотрела Себастьяну в лицо:

– К чему, собственно, вы клоните, милорд? Что дочь преданного мученической смерти короля Франции ускользнула отсюда и отправилась в лондонские трущобы, чтобы убить какого-то ничтожного парижского лекаря?

Когда Себастьян промолчал, фрейлина невесело хмыкнула:

– Но коль уж вы спросили, я отвечу. Нет, ее высочество провела этот день не одна. С момента ее освобождения из тюрьмы каждый год двадцать первого января я нахожусь подле нее, молюсь вместе с ней и держу ее в объятьях, когда она рыдает. Никто не видел Марию-Терезу прилюдно плачущей и никогда не увидит. Равно как никто не узнает, какие муки испытывает она в глубине души.

Тут послышалось поскрипывание кресла-каталки, в котором к ним из-за дома приближался чрезвычайно тучный мужчина. Кресло толкал не лакей, а худощавый, щегольски одетый джентльмен с узким, тонким лицом, копной каштановых кудрей и твердым взглядом человека, который давным-давно решил взаимодействовать с миром на своих собственных условиях, не взирая на последствия.

Бросив в их сторону быстрый взгляд, леди Жизель подобрала юбки в крепко сжатый кулак:

– Всего доброго, милорд.

Себастьян стоял на запущенном газоне и смотрел, как фрейлина разгоняет широкими шагами блеющих коз и недовольно кудахчущих кур, словно убегая от скрипа кресла-каталки, подъезжающего все ближе и ближе.

ГЛАВА 12

Отогнав рябую курицу, проявлявшую чересчур живой интерес к начищенному носку его гессенского сапога, Себастьян направился навстречу креслу-каталке, в котором восседал некоронованный монарх Франции.