Почему я не христианин (сборник)

Признавая религиозные чувства и их чрезвычайную важность, но отрицая доктрину и осуждая организованную церковь, Рассел подставлял себя под удар с другой стороны. Почему религиозный язык не может являться наилучшим способом выражения религиозных чувств? Ведь именно для этого он и создан. Поэтому поэт и литературный критик, как Элиот, обязан, по сути, возражать против того разделения чувств и способов их выражения, которое предполагалось взглядами Рассела (пускай это означает, что Элиот непоследовательно отстаивает обозначенный выше «упрощенный экуменизм», поскольку атеисты, несомненно, выражают себя иначе, нежели христиане и все остальные).

Если чувство и способ его выражения едины, то религиозные чувства суть просто ощущения жизни, судьбы, памяти и потерь, выраженные в возвышенных религиозных сочинениях. А если поведение придает значение словам, долгая жизнь таких сочинений есть просто жизнь тех церквей, которые их распространяют, хранят и освежают их значение, облекая должной преемственностью с прошлым, должной торжественностью и ритуальностью. Если рассматривать религию как совокупную практику, аналитические построения Рассела не выдерживают критики. Они не отражают неотъемлемого единства чувства, слов и ритуала, составляющего религиозное отношение к миру. С этой точки зрения слова «я знаю, Искупитель мой жив»[12] не столько обладают истинным или ложным значением, сколько наделены именно тем значением, которое вкладывается в них при пении гимна – или при пении гимна в церкви на Рождество. Ни Рассел, ни его предшественники-атеисты не предвидели подобного поворота[13]. Впрочем, имейся даже точное представление о том, что делают «верующие» в Бога, Рассел все же смог бы выдвинуть оригинальные (и серьезные) нравственные доводы против них. Ритуалы и слова не являются самодостаточными проявлениями чувств, они также предвосхищают запреты и преследования.

Можно рассматривать спор Элиота с Расселом как отражение давнего противопоставления современности и эпохи Просвещения. Рассел полагается на разум, веру, истину, науку и анализ, считая чувства и эмоции не более чем побочными, пусть и неожиданно важными, спутниками. Он воспринимает религиозные верования как простую веру, о которой следует судить с точки зрения вероятности, науки, логики и истории; если исходить из этого, они оказываются неполноценными. Элиот же ставит их в один ряд с поэзией, чувствами, эмоциями, экспрессией и традицией, тогда как рационализм и наука, анализ и вероятность изгоняются куда-то за пределы внимания[14].

Битва за интерпретацию продолжается и в наше время, когда религиозные идеологии вновь сражаются за умы, даже на образованном Западе. Одно из замечательных достоинств лекции Рассела – однозначность выбора, благодаря которой он занимает четкую позицию на поле боя. Любой, кто занимает другую позицию, вынужден с ним сражаться, то есть приводить более серьезные аргументы, чем смог изобрести Элиот.

Саймон Блэкберн,

Кембриджский университет, 2003

Предисловие редактора иностранного издания

Бертран Рассел был плодовитым автором, и часть его лучших сочинений составляют небольшие памфлеты и статьи в различных периодических изданиях. Это особенно верно в отношении его работ о религии, многие из которых мало известны за пределами определенных рационалистических кругов. В данной книге собраны сочинения Рассела о религии, а также некоторые другие работы, наподобие статей «Свобода и колледжи» и «Наша сексуальная этика», которые до сих пор являются весьма актуальными.

Хотя Рассела больше всего ценят как человека, внесшего немалый вклад в такие совершенно абстрактные области знания, как логика и теория познания, можно смело предположить, что в равной степени его будут помнить как одного из величайших еретиков в сфере морали и религии. Он никогда не был сугубо «техническим» мыслителем. Его всегда глубоко заботили те фундаментальные вопросы, на которые дают ответ религии, – вопросы о месте человека во вселенной и природе добропорядочной жизни. В своем рассмотрении этих вопросов он проявлял те же проницательность, остроумие и красноречие, которые характерны для блестящей прозы других его работ. Благодаря этим качествам эссе, включенные в данную книгу, представляют собой, возможно, самое трогательное и самое изящное изложение позиции свободомыслящего человека со времен Юма и Вольтера.