Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд

Еще один фактор представляла собой, в особенности на начальном этапе войны на Востоке, эйфория победы, совершенно необъяснимая с точки зрения сегодняшнего дня, под влиянием которой даже те, кто довольно прохладно относился к нацизму, не задумывались над последствиями собственных решений — например, по вопросу питания пленных [38]. Правда, и это не объясняет, как в проведение политики истребления позволили вовлечь себя даже те солдаты, которые отрицательно относились к идеологии нацизма или даже однозначно являлись противниками Гитлера. Более подробный анализ показывает, что тем решающим аргументом, который позволил втянуть солдат различных идеологических взглядов в проведение политики истребления, был воинствующий антибольшевизм. По моему мнению, характерно также, что первыми смертоносными акциями, на осуществление которых требовалось и давалось согласие военных, были меры по уничтожению руководящих кадров коммунистической партии. Руководство армии дало согласие на деятельность специальных команд СС в первую очередь потому, что они должны были разгромить партийные ячейки ВКП(б) [39].

Один пример показывает, что этот фактор действовал даже на солдат, придерживающихся традиционных ценностей. 30 июня 1941 года генерал Иоахим Лемельсен резко осудил (кстати, вторично в течение недели) многочисленные факты расстрела пленных, имевшие место в его танковом корпусе: «Это убийство!» Русский солдат, который храбро сражался, имеет право на «достойное, хорошее обращение». Для приказа на Восточном фронте это были весьма необычные слова. Но в том же приказе Лемельсен подтвердил, что «комиссары и партизаны должны быть отведены в сторону и по приказу офицера расстреляны» [40]. В отношении комиссаров, т. е. коммунистических функционеров, традиционный принцип, что сдавшийся противник должен быть пощажен, не действовал даже для Лемельсена.

Проведение германской политики в отношении советских пленных не в последнюю очередь облегчалось тем, что международно-правовые обязательства обеих сторон в военной области не были однозначными [41]. К моменту германского нападения СССР окончательно не ратифицировал Женевскую конвенцию о военнопленных 1929 года и не признал себя связанным Гаагской конвенцией 1907 года о ведении военных действий на суше. Правительство рейха использовало это для утверждения, что в отношении СССР оно вообще ничем не связано в международно-правовом смысле. Это не соответствовало действительности, так как в соответствии с учением о международном праве обязательными для обеих сторон являются принципы общего международного военного права. Это означало, что жизнь военнопленных должна находиться под защитой, что с ними должны обращаться гуманно и обеспечивать питанием, одеждой и размещением примерно по тем же нормам, что войска резерва интернирующего государства. Кроме того, Советский Союз ратифицировал Женевскую конвенцию 1929 года о раненых, так что в этом вопросе существовала безусловная связь, которая, однако, совершенно сознательно игнорировалась германским руководством [42]. Оно не хотело себя связывать никакими ограничениями ни в вопросах ведения боевых действий, ни в обращении с военнопленными, ни в проведении оккупационной политики. Даже когда в июле 1941 года Советский Союз предложил взаимно придерживаться принципов Гаагской конвенции, германское руководство отклонило это предложение, так как ожидало победы Германии в самые короткие сроки [43].

Позиция, которую Сталин к моменту нападения Германии занимал в отношении собственных военнопленных, до сих пор не вполне ясна, равным образом и то, почему Советский Союз не примкнул к Женевской конвенции. Ратификация им Женевской конвенции о раненых дает понять, что он не отрицал априори обязательств, налагаемых международным правом. Основополагающий приказ об обращении с немецкими военнопленными от 1 июля 1941 года [44] во многих отношениях даже выходил за рамки Гаагской конвенции, но не обеспечивал гарантий безопасности, требуемых ею. В первые же месяцы войны Советский Союз пошел навстречу усилиям Международного комитета Красного Креста и нейтральных государств, в первую очередь США, которые стремились обеспечить обращение с военнопленными обеих сторон в соответствии с нормами международного права. Некоторые факты позволяют предположить, что кремлевское руководство было озабочено в первую очередь политическим воздействием на союзников и нейтралов и на немецких солдат, а не защитой собственных солдат. Присоединение к Женевской конвенции оно отклонило под надуманными предлогами [45].