Оля видела фильмы про катастрофы, где героя увозят в больницу, а после его сшивают по частям. Но то ли видеть на экране, а то ли чувствовать запах и этот буквально звенящий звук смерти.
3. Страх прячется внутри
Оля хотела остаться, но ей не разрешили, сказали, не сейчас, да и бесполезно сидеть, завтра планировалась еще операция. Когда на горизонте стало светать, она вернулась домой. Комнаты опустела и стали чужими. Оля прошлась по их маленькой квартире, ее им купил папа Вадима, он продал дачу и машину и взял приличный кредит. Они уже думали о детях, в маленькой комнатке сделают детскую, вместе смотрели обои и даже подбирали кроватку. Пальцы дрожали, а в горле все время стоял холодный ком.
— Мамочка, — наконец придя в себя, Оля решилась позвонить. Она, как могла, все объяснила, а после, без сил опустив руки, заплакала.
Мама приехала через час, выслушала дочь, прижала ее как в детстве и, дав выплакаться, уложила отдохнуть.
— Я не могу, мне надо ехать.
— И чем ты ему сейчас поможешь?
— Мам, я должна быть там, ему больно, плохо.
— Мы поедем, но пока отдохни. Уже звонила Галине Анатольевне? — Оля отрицательно покачала головой. — Ложись, вздремни немного, а я позвоню.
Оля легла на диван, укрылась пледом, что принесла ей мама, и почти сразу провалилась в тягучий липкий сон. Через пару часов она проснулась, голова гудела, шея ужасно затекла. В соседней комнате слышались голоса.
— Здравствуйте, Галина Анатольевна, — мама Вадима указала на кресло.
— Присаживайся. Мы позвонили, сейчас они снова оперируют, к пяти разрешили приехать, а пока надо просто успокоиться.
Оля смотрела на маму Вадима. Кажется, она была самой здравомыслящей в этой ситуации. Подогрела чаю, усадила всех за стол.
— Что произошло, того не изменить, поэтому, Олечка, будем ждать. Я съезжу в церковь…
— Я с вами, — Оля просто не хотела оставаться дома одна.
— Хорошо, допивай чай и поедем.
Молиться — значить льстит самому себе, полагая, будто словами можно изменить прошлое. Оля не верила в молитвы и все же поставила свечку. Она опять вспомнила, как они гуляли по парку под дождем, а после на последние деньги, что наскребли в карманах, съели одну пиццу на двоих. Ей его не хватало, хотелось взять его руку и приложить к своим губам. И вот теперь он там, лежит, и над ним колдуют хирурги.
Они все вместе приехали в больницу, но пропустили только Галину Анатольевну и Олю. Ничего не изменилось, все те же трубки и множество приборов, которые пугали не меньше, чем вид искореженного тела ее мужа. Мама Вадима сразу засыпала врачей вопросами, она в свое время училась в мед академии, а после поменяла профессию, поэтому понимала, что происходит.
— Привет, милый, — стараясь не заплакать, сказала она.
— Он вас не слышит, — сказала медсестра и что-то подкрутила на приборе.
— Я знаю, в коме, — Оля знала, что сейчас ему лучше быть там и не чувствовать били. — Я тебя люблю, — она пододвинула стул и, присев, осторожно прикоснулась к его обнаженному плечу.
Однажды в детстве Оля видела, как разделывали корову в деревне, это было ужасное и в то же время столь интригующее зрелище. Она никогда не задумывалась, что там внутри тела, снаружи понятно, но там… Она смотрела, как складывали в тазик кишки, потом вырезали печень, сердце, легкие. И вот теперь, смотря на своего Вадима, она вспомнила те моменты из жизни.
«Что такое человек?», — как-то спросила она у Лешки, старшего брата своей подруги. Он давно уже закончил школу, считался самым умным и знающим. «Вертикальная лужа», — был его ответ. Да, сгусток нервов и множество органов, на которые страшно смотреть, но именно это и есть человек, именно его мы любим.
— Я люблю тебя, люблю, — тихо, чтобы никто не услышал ее, повторяла Оля.
Она просидела почти час, потом ее попросили покинуть палату.
— Ну что? — как только они спустились, спросила Олина мама.
— Есть хорошие новости, — тут же заявила Галина Анатольевна.
— Какие? — удивилась Оля. Ей казалось, что все плохо.
— Он жив. Да, Олечка, это хорошая новость, жив. С такими травмами он бы…
— Да как вы можете, он же ваш…
— Доча…
— Мама, он… Понимаешь… Он там…
— Он живой, — опять сказала Галина Анатольевна. — Он мой сын, мне больно, но он живой.
— И что теперь?
— Сегодня была еще одна операция, какое-то время он будет на искусственном дыхании. Врачи подождут несколько дней и отправят в областную хирургию
— Зачем?
— У него спина разбита, а пока они постараются склеить ему таз и бедро.
Оля не хотела слушать. Она боялась остаться одна, боялась, что если он выживет, ее Вадим будет калекой и может уже никогда не подняться с кровати.
Страх прячется внутри, снаружи лишь эмоция. Оля вернулась домой. Теперь она понимала, что произошло, и, как говорила Галина Анатольевна, все в руках бога. Оля безмолвно молилась, стало немного легче, вспомнила, как он целовал ее, а она смеялась, когда Вадим ее пощекотал. Она опять улыбнулась, но стоило вспомнить, что одна дома, как на глазах навернулись слезы.
4. Ты держись
— Мам, что делать? — спрашивала совета Оля.
— Ничего, пока ничего. Надо ждать, и если воля бога…