Побратимы меча

На нем была темно-серая рубаха старинного кроя и удобные просторные штаны. На ногах сильно поношенные, но красивые вышитые домашние туфли. Стоя, он вряд ли бы достал головой до середины моей груди, а заметив, как он клонится вперед, я понял, что он очень стар. Голова втянута в плечи, а рука, державшая яблоко, — в старческих пятнах. Однако его маленькое, узкое лицо со слегка крючковатым носом и глубоко сидящими глазами оставалось юношески-розовым, словно он никогда не подставлял его ветру и дождю. Волосы, которые он сохранил, несмотря на возраст, были совершенно белыми. На вид он очень неплохо сохранился. Его водянистые ярко-синие глаза, совершенно лишенные какого-либо выражения, проницательно смотрели на меня.

— Ты что-нибудь понимаешь в ювелирном деле и металлах высокой пробы? — спросил он.

Я уже был готов сказать этому изящному человеку-гному, что прожил два года в ирландском монастыре, где мастер ремесленник выделывал во славу Божью выдающиеся вещи — ковчеги, столешницы, епископские кресты и прочее, — выделывал из золота и серебра, выкладывал эмалью и драгоценными камнями. Но, взглянув в эти безучастные наблюдательные глаза, я решил ответить только:

— Я с радостью бы научился.

— Очень хорошо. Естественно, я счастлив исполнить просьбу королевы. Она одна из лучших моих покупательниц. Ты получишь стол и жилье — разумеется, бесплатно, хотя о жаловании ничего не было сказано. — Потом, обратившись к привратнику, стоявшему рядом со мной, он сказал: — Позови Турульфа. Скажи ему, на пару слов.

Слуга вышел через другую дверь, не ту, в которую мы вошли, и когда он отворил ее, тот же непонятный звук зазвучал в горнице куда громче. Казалось, доносится он снизу. И тут я вспомнил, на что похож этот звук. Мальчишкой я подружился с Тюркиром, кузнецом, и помогал ему в его кузне. Отбивая тяжелый кусок железа, Тюркир перемежал удары легким постукиванием молота по наковальне. Это был тот самый звук. Как будто дюжина Тюркиров легко и неторопливо постукивают — непрерывно и вразнобой. Очередной взрыв этого звука сопроводил появление молодого человека, вошедшего в приемную. Турульф был примерно моего возраста, лет восемнадцати-девятнадцати, только ростом выше. Крепкого сложения парень с веселым лицом, обросшим клочковатой рыже-оранжевой бородой, которая возмещала преждевременное облысение. Лицо у него было красноватое и потное.

— Турульф, будь добр, проводи нашего молодого друга Торгильса в гостевую комнату — в крайнюю, я полагаю. Он поживет у нас некоторое время. Позже к вечеру отведешь его вниз в меняльную контору.

Он с привычной любезностью подождал, пока я не вышел за дверь, а потом отвернулся и снова откусил от яблока.

Передо мной маячила широкая спина Турульфа, мы шли по внутренней галерее, тянувшейся по всей длине здания, а внизу наблюдалась любопытнейшая картина.

Сверху я увидел длинную мастерскую. Она была не меньше сорока шагов в длину и шагов, пожалуй, десять в ширину, с такими же маленькими, защищенными тяжелыми решетками высоко расположенными окнами, что и в прихожей на первом этаже. Только теперь я заметил, что наружная стена по меньшей мере три фута толщиной. Тяжелый узкий верстак на прочных высоких подставках тянулся вдоль всей стены. У верстака на табуретах сидели с дюжину мужчин. Сидели они лицом к стене, склонившись над своей работой, так что издали я мог видеть только затылки и не мог разглядеть, чем они заняты. У каждого — это я заметил — в одной руке был маленький молоточек, а в другой нечто, походившее на тяжелый, тупой колышек. И каждый повторял одни и те же движения снова, снова и снова. Из короба, стоящего рядом, человек доставал нечто столь малых размеров, что приходилось держать его, сжав между указательным и большим пальцем, и затем укладывал на стол перед собой. После чего, уперев колышек в это самое нечто, ударял по тупому концу молоточком. Этот металлический звук размеренных ударов, повторяемых дюжиной мужчин, я и слышал с того момента, как вошел в дом Бритмаэра.

Глядя вниз на ряд работников, склонившихся над верстаком и постукивающих молоточками, выбивая каждый свой ритм, я пожалел, что рядом здесь со мной нет скальда Херфида. Я в точности знал, как это было бы: он глянул бы на них и выпалил:

— Сыны Ивальди!

Потому что они напомнили бы ему о цвергах, которые сотворили копье для Одина, молот для Тора и золотые волосы для Сиф, жены Тора, после того как ее остриг злокозненный Локи.

Турульф провел меня по галерее до последней двери по правую руку и ввел в спальную каморку. Там имелись две деревянные кровати, встроенные в стену, вроде яслей, и я кинул свою кожаную суму на одну из них, чтобы закрепить за собой место. Эта потрепанная сума — все, что у меня было.

— Чем заняты все эти люди с молоточками? — спросил я Турульфа.

Он, казалось, был сбит с толку моим невежеством.

— Ты хочешь сказать — с чеканами?

— Люди там, внизу, в мастерской.

— Они делают деньги. — Должно быть, вид у меня был ошарашенный, потому что Турульф продолжил: — Разве ты не знаешь, что мой дядя Бритмаэр — главный монетчик короля?