Побратимы меча

Я пошел в указанном направлении. Вполне понятно, отчего я разыскивал варягов. В этом огромном городе я никого не знал. В мошне у меня было немного серебряных монет от щедрот Ибн Хаука, но они скоро будут потрачены. А единственными северянами, о которых мне точно было известно, что живут они в Миклагарде, были дружинники императорской личной охраны. Они прибывали из Дании, Норвегии, Швеции и некоторые — из Англии. Многие, как отец Ивара, когда-то служили в Киеве, прежде чем отправиться в Константинополь и проситься в императорскую охрану. Мне пришло в голову, что я тоже, пожалуй, могу попроситься в нее. В конце концов, служил же я у йомсвикингов.

Я и не подозревал, что намерения мои были столь же неуклюжи и причудливы, как мой греческий, однако даже в этом городе церквей Один присматривал за мной.

Наконец я добрался до Нумеры, и как раз в это время какой-то человек появился из двери варяжского общежития и зашагал через просторную площадь прочь от меня. Он явно был из варягов. Это было очевидно по росту и ширине плеч. Он на целую голову возвышался на толпой горожан. Они были невысокие, стройные, с темными волосами и оливковой кожей и одеты в обычную греческую одежду — свободные туники и штаны у мужчин, длинные развевающиеся платья и покрывала у женщин. А этот был в красной рубахе, и еще я заметил рукоять тяжелого меча, висящего у него на правом плече. А длинные светлые его волосы свисали на шею тремя косами. Я смотрел ему в спину, когда он шел сквозь толпу, и тут мне почудилось в нем что-то знакомое. То была его походка. Он шел как корабль, который покачивается и вздымается на волнах. Суетливые горожане расступались, давая ему дорогу. Они походили на реку, обтекающую скалу. И тогда я вспомнил, где я уже видел эту походку. У одного-единственного столь статного человека была столь размеренная поступь — и это был единоутробный брат Греттира, Торстейн Дромунд.

Я бегом припустился за ним. Совпадение казалось столь невероятным, что я не дерзнул вознести благодарственную молитву Одину на тот случай, если я ошибся. Я был по-прежнему в арабском платье, подаренном мне Ибн Хауком, и в глазах прохожих я, наверное, представлял собой странное зрелище — светловолосый варвар в развевающемся хлопчатом одеянии, грубо пробивающийся сквозь толпу в погоне за императорским стражем.

— Торстейн! — крикнул я.

Он остановился и обернулся. Я увидел его лицо и понял, что принесу Одину благодарственную жертву.

— Торстейн! — повторил я, подойдя ближе. — Это я, Торгильс, Торгильс, сын Лейва. Я не видел тебя с тех пор, как мы с Греттиром остановились на твоем хуторе в Тунсберге по дороге в Исландию.

На мгновение Торстейн оторопел. Видно, его сбила с толку моя сарацинская одежда и мое загорелое лицо.

— Клянусь Тором и его козлами! — пророкотал он. — Да это и впрямь Торгильс. Что ты здесь делаешь? Как попал в Миклагард?

Он хлопнул меня по плечу, и я вздрогнул — ладонь его угодила как раз по ране, оставленной ножом Фрогейра.

— Я приехал только сегодня, — ответил я. — Это долгий рассказ, но я попал сюда через Гардарики и вдоль по рекам с торговцами пушниной.

— Но почему же ты один и в самом городе? — спросил Торстейн. — Речных торговцев не впускают в город, если только их не сопровождает чиновник.

— Я прибыл как гонец от одного посланника, — сказал я. — Как я рад тебя видеть!

— Я тоже, — искренне отозвался Торстейн. — Я слышал, что ты, вернувшись в Исландию, стал побратимом Греттира. Значит, и мы с тобой связаны. — Он осекся, радость его как будто угасла. — Я иду на смену в дворцовую караульню, но у нас есть время выпить по стакану вина в таверне, — и, как ни странно, он схватил меня за руку и чуть ли не потащил с открытой площади под укрытие, в аркаду.

Мы зашли в первую же таверну, какая попалась, и он провел меня в заднее помещение. Там он сел так, чтобы его не было видно с улицы.

— Прости мне такую неучтивость, Торгильс, — сказал он, — но больше никто не знает, что Греттир был мне единоутробным братом, и я не хочу, чтобы об этом знали.

Поначалу я возмутился. Я никак не мог поверить в то, что Торстейн может скрывать свое родство с Греттиром, хотя его единокровный брат заработал дурную славу разбойника и изгоя. Но я очень ошибся в Торстейне.

— Ты помнишь, Торгильс, обещание, которое я дал Греттиру на своем хуторе в Норвегии? В тот день, когда вы с ним собирались отплыть в Исландию?

— Ты обещал отомстить за него, если его убьют несправедливо.

— Вот почему я здесь, в Константинополе — из-за Греттира, — продолжил Торстейн. Голос его обрел новую силу. — Я приехал сюда, преследуя того, кто убил его. Потребовалось немало времени, чтобы выследить его досюда, и теперь я его нашел. Я не хочу, чтобы он знал, что я — рядом. Я не думаю, что он сбежит — слишком уж он далеко забрался. Но я хочу выбрать нужный момент. Я отомщу ему, но не хочу делать это исподтишка. Это произойдет на открытом месте, чтобы люди запомнили.

— Точно так же сказал бы Греттир, — отозвался я. — Но скажи мне, как именно Торбьерн Крючок оказался здесь, в Миклагарде?