Тут он закрыл глаза и запел. Это был высокий, дрожащий распев, одна и та же короткая фраза повторялась снова и снова, поднимаясь все выше, пока слова вдруг не смолкли, оборвавшись, как если бы пали в омут немоты. После короткого молчания Pacca вновь запел, возвышая голос, пока не дошел до того же обрыва. Он пел, постукивая по бубну. Глядя на этого уродливого человечка, закрывшего глаза и раскачивающегося взад-вперед еле заметно, я понял, что нахожусь в обществе совершеннейшего волхвователя. Pacca был способен войти в мир духов так же легко, как я высекаю искры кремнем.
В четвертый раз повторив свой напев, Pacca открыл глаза и посмотрел на бубен. Я не удивился, увидев, что жребий вновь остановился на рогатом человеке. Pacca хмыкнул, словно это лишь подтвердило его ожидания. И он снова закрыл глаза и возобновил постукиванье, на этот раз ускорив темп. Я следил за путем латунного кольца, которое скользило по поверхности бубна. Оно посещало один знак за другим, не останавливаясь, потом замедлилось и направилось по немного иному пути. A Pacca прекратил бить в бубен, и на этот раз он взглянул не на него, а прямо на меня.
— Рассказывай, — сказал он.
Как ни странно, я ждал этого вопроса. Как будто некая связь, некое понимание возникли между нойдой и мной. Оба мы считали доказанным, что я, обладающий навыками колдовства, пришел к Рассе за наукой.
— Движение, — сказал я. — Какое-то движение. К горам, хотя к каким горам, я не знаю. А еще бубен сказал о чем-то, чего я не понял, о чем-то таинственном, смутном, немного опасном. А еще о союзе, встрече.
Теперь Pacca сам смотрел на бубен. Латунное кольцо остановилось на рисунке человека, сидящего верхом на лошади.
— Это вот под этим ты подразумеваешь движение? — спросил он.
Ответ казался очевидным, но я ответил:
— Нет, не этот знак. Я не знаю в точности, что он значит, но так или иначе, он тесно связан со мной. Когда кольцо подошло к этому знаку, а потом остановилось, мой дух окреп.
— Посмотри еще раз и скажи мне, что ты видишь, — отозвался нойда.
Я всмотрелся в рисунок. Втиснутый в узкое пространство между более старыми, уже выцветшими рисунками, этот знак был едва ли не самым маленьким на бубне. И был единственным, больше он нигде не повторялся. Всадник на лошади держал в руке круглый щит. Это странно, подумал я. У саами я вроде бы не видел щитов. Да и лошади никак не выжить в этом суровом холодном крае. Я еще присмотрелся и заметил, что у лошади, обозначенной простой линией — восемь ног.
Я поднял глаза на Рассу. Он же с вопросительно смотрел на меня своими выпученными глазами.
— Это Один, — сказал я. — Один верхом на Слейпнире.
— Вот как? Я срисовал этот знак с того, что видел у оседлого народа. Он был вырезан на камне, и я понял, что он обладает силой.
— Один — это мой бог, — сказал я. — Я его приверженец. Именно Один привел меня в твою страну.
— Потом ты мне расскажешь, кто такой этот Один, — ответил Pacca, — но у моего народа этот знак имеет другое значение. Для нас это знак близкой смерти.
С этим загадочным предсказанием я вступил в новую жизнь среди лесных саами. Эти дни оказались самыми замечательными и благополучными в моей жизни, а все благодаря Рассе и его семье. Pacca был не обычный нойда. Его считали одним из величайших нойд его времени. С раннего детства выделялся он среди прочих необычайной своей внешностью. Нескладный и неловкий, он отличался от остальных мальчиков. Пытаясь играть с ними в их игры, он порою падал наземь, задыхаясь, а то и вовсе теряя сознание. Норвежские дети насмехались бы над ним и дразнили, но саами обращались с ним с особой бережливостью. Никого не удивило, когда лет с восьми ему стали сниться странные и тревожные сны. Для саами это служило доказательством, что священные предки послали Рассу как своего посредника, и родители Рассы, не колеблясь, отдали сына в науку к местному шаману. Через тридцать лет его слава разошлась от лесных окраин, где жил его народ, до далеких берегов, до тех саами, что охотятся на тюленей и небольших китов. Все племена саами знали, что Pacca — великий нойда, и что он время от времени посещает их в странствиях своего духа. Так велика была его слава в те дни, когда я поселился среди них, что никто не сказал слова, когда он решил взять громко топающего чужака в свою палатку и наставлять его в священном знании. Его собственный род верил, что великий нойда сам призвал меня. Им об этом сказали их бубны. Я же, со своей стороны, порою верил, что Pacca — посланец Одина. А порою готов был поверить, что он — сам Всеотец в человеческом облике.