Глубокая долина к востоку от Тернаира вдруг стала линией фронта; по южной кромке ее протянулась партизанская оборона, а севернее к бою подготовились румыны — выдвинули пушки, пулеметы, расположились в боевом порядке.
Над балкой, над селом и, кажется, над всем белым светом нависла гнетущая предбоевая тишина.
Сейчас по чьей-то команде раздастся выстрел, и тогда разразится новая схватка. По округе покатятся громы пушечных залпов и трескотня ружейной перестрелки, крики команд, стоны раненых. Упадут сраженные. Дойдет, гляди, и до рукопашной: решимости тут не занимать!..
Полутысячная вражья группировка зловеще уставилась стволами шестнадцати пушек.
— Попробуем по-иному, — решает комбриг, и, рассчитывая, что враги услышат через балку, во весь голос командует:
— Все батареи пушек! Все батареи «катюш»! К бою! — хотя батарей-то и нет у него; есть одна единственная «катюша». — Пристрелочная, огонь!
Шумят, искрясь, реактивные снаряды, и, как всегда, действуют магически: враги отвечают массой белых флагов — рубашками машут, полотенцами.
— Начштаба! — громко зовет Федоренко. — Пошли двух парламентеров. Пусть передадут: складывать оружие!..
Семен Мозгов молча глядит на группу связных, ждет; кто назовется добровольцем? Но, опережая партизан, в дело вступает Михаил Михайлеску. Он выполнил задание в Симферополе и вернулся в Новоивановку, освобожденную к тому времени партизанами.
— Федор Иванович! — обращается он к комбригу, — давайте я пойду. На родном языке оно понятнее.
— А если это опять провокация?
— Но бойцов-то вы посылаете!
Умолкли. Глядят друг на друга, стараясь проникнуть в сокровенное души.
— Нет. Не пошлю я тебя, Михаил Васильевич.
— Но тогда записку мою давай передадим.
— Записка — дело другое: и риск поменьше, и смысл есть.
Начштаба снаряжает добровольцев. Михайлеску дает им записку.
— Прочитай, Михаил: что в ней?
Михайлеску читает. Там одна короткая фраза: «Сдавайтесь. Сохранение жизни и хорошее обхождение гарантировано». И разборчиво, покрупнее подпись: «Михаил Михайлеску, бывший офицер штаба 30-го румынского горнострелкового корпуса».
— Правильно, но не все. Допиши: «Все оружие сложить. Замки с пушек снять. Отойти в сторону».
Строка в записку вставлена и парламентеры идут к врагам.
Записка Михайлеску сыграла свою роль. Весь артдивизион, в составе четырехсот восьмидесяти пяти человек при шестнадцати пушках сдался. В сопровождении двух партизан он направился в партизанский лес, а через два дня был передан в лагерь военнопленных[112].
На вершине подвига
О, сколько есть душей свободных сынов у Родины моей…
В полуразрушенном доме вокруг стола, застеленного картой, собрались бригадные командиры. Федоренко быстро вскрывает пакет, только что полученный из штаба соединения, и знакомит с обстановкой на 13 апреля, зачитывает приказ: всеми резервными силами бригады немедленно возобновить наступление на Симферополь.
— Ясно, товарищи? Ну и прекрасно, — передает он бумагу ординарцу Пете Помощнику.
— «По машинам!» «По коням!» «Дозорные, вперед, марш!» — одна за другой летят команды.
Округа оживает: рев моторов, лошадиный топот, шум шагающих шеренг. В этот гомон попадаем и мы с Петром Романовичем. С этого момента мы с 1-й бригадой.
Вот село Мамак — одни пожарища да развалины.
Кое-где из руин выбираются люди, и уже слышатся радостные приветствия. Но тут же раздается стрельба, боевые команды: это фашисты, засевшие на западной околице.
— Вперед! Вперед! — кричит Федоренко и шлет в небо красную ракету.
Партизаны движутся рассыпным строем, залегают и бьют, поддерживая атаку пулеметным огнем. Но немцы не унимаются. Из-за высоты они ведут огонь тремя минометными батареями.
— Гранатами! Бей гадов! — взлетает властное и тут же тонет в шуме злой людской разноголосицы, в стрекоте автоматных очередей, в грохоте разрывов гранат.
В бой вступают резервные отряды. Они обрушивают удары на фланги противника, переходят в стремительные атаки, теснят немцев, берут высотку в «клещи».
Этим решается исход боя. Враг откатывается. Перестрелка постепенно затихает. Опять замелькали среди фашистов белые рубашки, нацепленные на винтовки, опять появились в вытянутых руках полотенца.
Двое партизанских автоматчиков спешно строят колонну пленных. А по рядам и группам уже передается:
— В боевые порядки — стройся! Дозорные, вперед!
И вновь идут дозоры, вновь движется боевое ядро бригады. Но, как и на первых километрах марша, — затор за затором, что ни складка местности, то барьер, стрельба.
…Нижний Мамак. Еще бросок — и бригада будет у цели, в Симферополе. Момент поистине волнующий. Но на пути — новая группировка немцев. Из той низины, где кипел бой, живых гитлеровцев вышло немного. В их числе — два немецких генерала. Их захватили в нательном белье: сбросив с себя форму, фашистские офицеры раздевали своих убитых солдат, чтобы переодеться в солдатскую форму и избежать возмездия.
Вперед, на Симферополь!