Побочный эффект

И конечно, говорили мы о «новом курсе», то есть говорил я, а она слушала. Она была хорошей слушательницей. Я рассказал ей и как мы образовали администрацию в Теннесси, и как прижали типов с Уолл-стрита, и что Джек Гарнер все восемь лет клял свое вице-президентство и с утра до ночи молился о смерти ФДР[4]. Господи, задумывался ты хоть раз, что было бы, умри ФДР раньше? Тогда президентом мог бы стать Джек Гарнер. Или Генри Уоллес, этот набитый болван. Да и я мог бы, черт возьми. Франклин хотел сделать меня вице-президентом в сорок четвертом, но я отказался.

– Были здесь еще друзья у Донны, сенатор?

– Знаешь, о чем ей больше всего хотелось узнать? О Люси Резерфорд и ее так называемой любовной истории с ФДР. Да черт возьми, как я и рассказывал ей, они только и делали что катались по Рок-крик-парку, будто дети, удравшие с уроков. Несколько раз я составлял им компанию, а этим уже больше никто не может похвастаться. Мы говорили с ним о делах, а она молча слушала, иногда поглаживала его по руке, когда в разговорах о войне мы начинали спорить и горячиться. Рта она почти не раскрывала, а когда и говорила, то лишь: «Красивые цветы, правда?» или «Смотри, какие золотистые листья» – и тому подобные пустяки. Но Донна не отставала от меня, пока я не рассказал ей. Черт, что мне было до Люси Резерфорд? Мы старались выиграть войну, а Люси тут ничем не могла помочь. Правда, Донна говорила, что она помогала – тем, что была рядом, поглаживала его руку и обращала внимание на цветы и прочее. Возможно, она и права. Раньше я над этим не задумывался… Хочешь выпить, парень? Я думаю, что где-то в мире солнце сейчас находится над реей.

– Конечно, сенатор.

– Тогда принеси все, что нужно. Стань полезным членом общества. Бутылка на полке, и я пью только неразбавленное виски.

Нортон налил виски в два стакана и вернулся к старику.

– Ты связан с политикой, парень?

– Я три года работал в Капитолии.

– Три? Господи, да за три года там не узнаешь, где нужду справить. Я провел там двадцать лет, и все равно, когда меня турнули, чувствовал себя ребенком в лесу. Политик – это существо особой породы, парень. Иногда ко мне наезжают профессора поговорить о науке политики. Науке? При чем тут наука? Политика – это искусство, а человек либо рождается талантливым, либо нет. Хочешь, парень, расскажу тебе о политиках?

– Хочу, сенатор.

– Так вот, главное, что ты должен уразуметь, – они все мерзавцы, к какой бы партии ни принадлежали, то есть любой из них перережет тебе глотку ради грошовой выгоды. Вся разница между ними лишь в том, как они режут глотки. Возьмем ФДР. Предположим, он хочет перерезать тебе глотку. Сидишь ты с ним, он всеми порами тела источает очарование, смешивает тебе мартини, показывает свой новый кораблик в бутылке, а едва ты прикроешь глаза или глянешь в окно всего на секунду, Франклин промчится в своей каталке и резанет тебе глотку от уха до уха, ты даже и не заметишь этого, пока опять не повернешь голову, а она скатится на пол.

Гарри Трумэн был не таким, как большинство. Он тоже мог перерезать глотку, но больше в его стиле было стукнуть тебя по носу или дать пинка в то самое место. Айк, болван с младенческим личиком, сперва помолился бы за тебя. Губерт плакался бы, как жаль, что он должен так поступить, пока ты не попросил бы его кончать поскорее. Линдон произнес бы длинную слезливую речь, что это для твоей же пользы. Джек Кеннеди выступил бы с какой-нибудь байкой, что лучше резать глотки, чем брить бородки или топить лодки или что-нибудь в этом духе, а пока он говорил, Бобби подкрался бы сзади и полоснул тебя. Потом появился этот паршивец Никсон. Знаешь, как он резал бы тебе глотку?

– Как?

– Не стал бы сам, вот как. Слишком был труслив. Он бы уполномочил на это кого-нибудь из тех живодеров, что охраняли его дверь, те бы уполномочили какого-нибудь болвана из правых, а тот испортил бы все дело. Главное правило политики, парень, – не поручай ничего никому, если хочешь, чтобы дело было сделано как надо.

– А президент Уитмор? – спросил Нортон. – Как бы повел себя он?

– Уитмор? О, это ловкий тип. Будь он порешительнее, мог бы стать вторым ФДР. Я ему так и сказал. Посоветовал забыть о Кеннеди, обаянии и прочем и брать пример с Франклина. Обращаться к людям просто, как в беседе у камина. Выступать по телевидению без уверток, говорить людям правду, они это оценят. Люди не дураки. Их легко сбить с толку, но они не дураки.

Старик отхлебнул виски, и Нортон спросил как можно мягче:

– Когда вы говорили это президенту Уитмору, сэр?

– Что?

– Когда вы виделись с ним?

– А, черт, не помню. Месяца три-четыре назад, может, пять. Перед тем, как он принял присягу.

– Накануне инаугурации?