Они уложили Олега на заднее сиденье и захлопнули двери. Кожа на его руках и лице имела синюшный цвет, с трудом угадываемый сквозь белесый слой изморози.
– Он умер… – Шерстка закрыла рот ладонями.
Кира отвесила ей увесистую затрещину.
– Дура! А ну полезай к мужу!
– Что?
– Полезай! – Кира распахнула заднюю дверцу и запихнула Шерстку в машину. Сама она села за руль, запустила двигатель и включила печку на полную мощность. – Ну, что с ним?
– Не знаю… – Шерстка устроилась на корточках в тесном промежутке между передним и задним сиденьями. Она стала раздеваться, укрывая своей одеждой холодное, как лед, тело Олега.
– Что ты делаешь? – удивилась проститутка.
– Ему же холодно… – растерянно сказала Люда.
– Сейчас печка разогреется, тут будет, как в сауне. А под одеждой он не скоро отойдет. Шуба ведь не греет, она удерживает тепло! Он же холодный!
– Точно! – Шерстка откинула шубку, попыталась послушать сердце Олега, затем приложила ухо к его губам. – Кажется, он дышит.
– Даже если бы не дышал, ничего страшного, – сказала Кира. – На таком морозе состояние клинической смерти сильно растягивается. Вот-вот прибудет «Скорая», вколют камфору в сердце, и оклемается твой бедолага.
– Ты что, врач?
– Ну, не врач, понятное дело. Когда-то работала санитаркой на станции «Скорой помощи».
– Может, ему коньяк влить в рот? – вспомнила Шерстка кадры из фильмов про полярников.
– Подавится, – отвергла идею Кира. – Подвинься, я попробую нащупать пульс.
Она потянула к себе окоченевшую руку Олега и ухватилась пальцами за запястье.
– Пульс частый, наполнение слабое. Хреново дело.
– Где же «Скорая»? – всхлипнула Шерстка.
– Адреналин бы ему вколоть… – Кира мечтательно потерла переносицу и сняла шапку, бросив ее на соседнее сиденье. – Или поднять уровень… Давай, колоти его, щипай, пощечин надавай!
Шерстка неуверенно потрясла Олега за плечи.
– Вставай! – тихо попросила она.
– Активнее, активнее!
– Ну вставай! Черт тебя дери! – закричала Людмила и принялась щипать и встряхивать неподвижное тело. Зажмурившись, она со всего маху влепила Олегу пощечину.
Безрезультатно.
Тогда Шерстка в порыве бессильной злобы обняла Олега и, приподняв, прижала к своей груди. Шерстюк издал слабый невнятный стон.
– Олежек! Миленький! Родненький! – твердила она. – Не спи, не спи!
Под порозовевшими веками парня двинулись глазные яблоки. Губы задрожали, словно Олег пытался выговорить что-то, но не мог.
– Оживает, – заметила Кира. – Все нормально. Главное – не давай ему успокоиться и снова уснуть. Где эта чертова «Скорая»?!
Ресницы Олега затрепетали, глаза приоткрылись, в них появилось осмысленное выражение.
– Давай, давай! – Кира не позволяла Людмиле остановиться. – Щипай, делай ему больно! Надо нагнать адреналину в кровь. Он что, ни разу тебя не обидел, не оскорбил, не сделал по-своему, наплевав на твои желания? Представь, что у тебя появилась возможность расквитаться за все.
От приложенных усилий Шерстка запыхалась. Олег постоянно пытался что-то сказать, но она не позволяла ему рта раскрыть, обрушивая на него щипки и удары.
– А… – Он все же сумел выдавить из себя звук. – Хва-тит. Больно.
Девушка остановилась, с трудом переводя дыхание.
– Не прекращай! – предупредила Кира. – Боль – это его жизнь. Давай я ему постучу по морде, если тебе жалко.
– Нет уж! – Шерстка от души влепила Олегу еще две размашистые пощечины. – Я сама.
Когда он начал сопротивляться активнее, пытаясь хватать ее за руки, отталкивать и уворачиваться, Кира приказала прекратить избиение.
– Нормально, – оценила она успех реанимационных мероприятий. – Теперь надо возбудить периферийную сосудистую систему.
– Как? – Шерстка вытерла пот со лба.
– Растирай кожу. Лоб, щеки, руки, грудь.
Девушка попробовала разорвать ворот свитера на Олеге, но вязка оказалась прочной, не поддавалась.
– Есть ножницы? – обернулась она.
– Держи! – Кира рванула «молнию» на чехле маникюрного набора и протянула маленькие блестящие ножницы.
Шерстка подцепила несколько ниток, разрезала, а дальше дело пошло легче. Избавившись от свитера, она так рванула ворот рубашки, что несколько сорвавшихся пуговиц щелкнули о заднее стекло, и начала растирать кожу Олега.
– Где мы? – уже осмысленно спросил он.
– В тепле, – выдохнула девушка. – Сейчас приедет «Скорая», и все будет нормально. Как ты?
– Плохо, – признался Олег. – Трудно. Дышать.
Его зубы начали отбивать клацающую дробь.
– Похоже, давление падает. – Кира перегнулась через спинку сиденья. – Шок от обморожения переходит во вторую стадию. Это самое страшное. Если за несколько минут его не остановить, начнется агония.
– Умираю? – Олег со спокойным удивлением посмотрел Шерстке в глаза. – Жаль. Я хотел тебе сказать…
– Молчи! – крикнула Шерстка. – Никто здесь не умрет! Никто!
Она сорвалась на визг, а потом заревела, громко всхлипывая и размазывая по щекам слезы.
– Слушай, а может, ты это, а?.. – Кира повела бровью, явно на что-то намекая.
– Что? – не поняла Люда.
– Может, ты разденешься и ляжешь с ним? Обнимешь и все такое.
– Ты долбанутая, что ли? – с возмущением посмотрела на Киру Шерстка.