Побег с «Оборотнем»

— Да уж, рисковать не стоит, — рассмеялся Турецкий, — как говорится, доверяй, но остерегайся. Кстати, напомни мне позднее, сержант, чтобы я переписал номер твоего служебного удостоверения. Если все закончится благополучно, будешь представлен к правительственной награде. Если нет — то сядешь.

Глава пятнадцатая

Они распрощались с впавшим в задумчивость сержантом Мартыновым перед изгибом проселочной дороги — метрах в семидесяти от оживленного асфальтированного шоссе.

— Благодарю за службу, товарищ милиционер, — с чувством поблагодарил Турецкий, — теперь иди, выполняй свои супру… тьфу, служебные обязанности.

— А как я пойду их выполнять? — тот попытался открыть машину, но не смог найти ручку сведенными за спиной руками.

— Ничего, у тебя получится, — уверил Турецкий, — несколько попыток, и ты справишься. Прости, но мы обязаны дать себе фору. Запоминай: вот в этот хлам я кладу ключи от наручников, — он сунул ключики в бардачок. — Вот сюда бросаю магазин от автомата, запоминай место, — он отцепил рожок с патронами и бросил метров на двадцать в траву. — Прости за вандализм, но это тоже надо, — он вырвал провод рации из приборной панели. Задумался, оценивающе посмотрел на надувшегося сержанта. — Сотовый есть, Мартынов? Только не ври.

Сержант залился краской.

— Есть, — резюмировал Турецкий. Сержант скосил глаза на боковой карман форменных брюк. Пришлось устраивать личный обыск. На древнюю модель сотового аппарата «народной» корейской марки можно было смотреть только со слезами.

— Уважаю, Мартынов, — пробормотал Турецкий, — взяток ты точно не берешь. И работаешь не за зарплату — за идею. На, Валюша, — он сунул телефон девчонке, — бережно отнеси и положи в траву. Ну, все, пожалуй, — он дружелюбно подмигнул сержанту. — Ты же не Гудини, Мартынов? Прощай, не поминай лихом…

Они бежали, взявшись за руки, до дороги, а потом еще шли по обочине, чтобы сержант не мог разглядеть, на что они сядут. Водитель третьей по счету машины среагировал на протянутую руку. Это был разболтанный «зиловский» «бычок» с алюминиевой коробкой вместо кузова, на которой с трудом проступала надпись «Продукты». Водитель средних лет, среднего ума и среднего (судя по запрошенной сумме) достатка.

— Поехали, — пробормотал Турецкий, подсаживая Валюшу, — тряхнем своими миллионами. Не забывай, что ты моя дочь, — шепнул он ей на ухо.

— Какие-то вы потасканные, — подметил водитель, бросив на них внимательный взгляд. — Чем вы там занимались в лесу? Грязью обливались?

— Мы с папой археологи, — не моргнув глазом, сообщила Валюша, сразу же поставив Турецкого в затруднительное положение.

— Да неужто? — изумился водитель. — Тогда поня-ятно. Ну и как оно?

— Кости мамонта нашли, — врала и не краснела Валюша. — На глубине двадцать метров.

— И что это значит? — шофер немного растерялся.

— А это лишний раз доказывает, что мамонты жили в норах, — выпалила Валюша. — Сколько лет пытаюсь доказать это папаше, а он не верит.

Шофер пару раз хлопнул глазами и расхохотался.

— А серьезно?

— Лгунья она патологическая, — подал голос Турецкий. — Просто решил вот с дочерью съездить на природу. Машина сломалась — ее на эвакуаторе увезли, а сами измазались, как черти, устали дико…

— Да уж, папочка, больше я с тобой на природу ни ногой, — пробормотала Валюша.

— А в Щечине у вас что? — настаивал любопытный водитель.

— А там приятель обещался подобрать, — врал «с колес» Турецкий. — Не из Щечина мы, что мы там не видели? Депрессилово полнейшее.

— Это точно, — расхохотался водитель. — Проблем с работой в Щечинн никаких. Работы нет — какие с ней проблемы?

Они проехали в компании компанейского водилы двадцать километров, сошли на окраине Щечина — с одной стороны озерная гладь, с другой дома, погруженные в зелень яблоневых деревьев. Проводили глазами тарахтящий грузовик.

— Ну и зачем мы сюда приехали? — озадаченно посмотрела по сторонам Валюша.

— Ума не приложу, — пробормотал Турецкий. — Просто хочется кроху покоя.

Он схватил Валюшу за руку, они перебежали дорогу, погрузились в приозерные заросли…

На этом озере не было ни души. Крохотную бухту опоясывали заросли тальника. В заросшей ряской воде резвились рыбки, выпрыгивали из воды, ловили плавучих насекомых. Природа дышала невиданным спокойствием. Пять часов вечера (и куда умчался день?), солнце, теряющее яркость в преддверии заката, застыло перед глазами в безоблачном небе.

— Снимай с себя все и иди мойся, — приказал Турецкий, устраиваясь на бугорке.

— Вот-таки все? — насторожилась девчонка.

— Все, — подтвердил он. — Чистота — залог здоровья.

— Где-то я это уже слышала… А ты не будешь подсматривать?

— А что бы ты хотела? — он засмеялся. — Ты говоришь таким тоном, словно если я не буду подсматривать, так ты и мыться не пойдешь.

Она запыхтела, разобиженная, сбрасывая с себя обноски. Турецкий закрыл глаза, расслабление потекло по телу.

— Знаешь, Турецкий, — продрался через звон в ушах злобный детский голосок, — женщины больше всего на свете не любят две вещи.