Значит, она вышла с работы. И даже дошла до метро. Алиса вспомнила, что, когда спускалась в подземку, ее толкнул какой-то мужчина, нахально влезший впереди нее в очередь к турникетам. До турникетов, значит, она дошла… А потом ехала в набитом вагоне метро, беспокоясь, не помяли бы блузку и не смазали бы помаду. Перед выходом из вагона она успела глянуть в стекла дверей и убедиться, что прическа не растрепалась…
Что было дальше? Кажется, она поднялась наверх по эскалатору, но не на улицу, а сделала переход. И вошла в другой вагон метро. На этой станции выходило много народу, поэтому оказались пустые сиденья. Одно из них она и заняла. А что было потом? Кажется, прикрыла глаза. Нет-нет, что-то перед этим случилось. Что-то, что заставило ее прикрыть глаза. Она увидела что-то неприятное, на что не захотела смотреть? Или, прикрыв глаза, постаралась спрятаться от чужого нахального взгляда?
На душе вдруг сделалось неуютно и тревожно от смутного, еще не обретшего четкую форму воспоминания. Если она вспомнит, что там, в метро, произошло, возможно, получит ответ, как и почему оказалась в этом подвале.
От волнения Алиса вскочила на ноги и заходила по помещению. Погруженная в свои мысли, она не замечала холода бетонного пола, наоборот, от напряжения стало жарко. Кружа по подвалу, она так же, круг за кругом, гоняла в памяти тот эпизод в метро. Входит, садится на свободное место, закрывает глаза… Потому что что-то показалось ей неприятным. Закрывает глаза… Но при этом остается напряженной.
– Ой! – от неожиданности она вскрикнула и запрыгала на одной ноге – что-то острое вдруг вонзилось в босую ногу. Коснувшись ступни, Алиса убедилась, что в ноге нет торчащего осколка, и присела на корточки, чтобы разглядеть, на что она наступила. Этим предметом оказалась брошка в виде стрекозы из потемневшего металла и самоцветов. Девушка зажала тяжелую брошь в кулаке и присела на циновку. Кто-то потерял тут украшение. Может быть, она не первая пленница этого подвала?
Алиса разжала пальцы и внимательно разглядела стрекозу. Потускневшие камни в черной, будто траурной, оправе. И все же эта мертвая стрекоза оказалась «говорящей»: девушка узнала ее. Впервые она увидела брошь в метро, в тот день, когда ехала на встречу к писателю. Алиса вспомнила, что та привлекла ее внимание раньше хозяйки, к чьей пышной груди была приколота. Слишком уж приметной показалась. Алиса вспомнила, как спохватилась, что неприлично так долго рассматривать кого-то, и отвела глаза. Но при этом мельком скользнула взглядом по хозяйке броши. И… поспешно зажмурилась. А потом все же открыла глаза, чтобы убедиться, что не ошиблась. Женщина смотрела на нее в упор, не мигая. И Алиса тогда еще подумала, что третья встреча отнюдь не случайна.
XI
Виктор приехал через сорок минут. По его лицу, раскрасневшемуся и взволнованному, словно у идущего на первое свидание юнца, стало понятно, что припас он для Инги приятное известие, которое и его самого приводит в радостное возбуждение. Волосы были взъерошены сильнее, чем при встрече в кафе. И на этот раз не потому, что были так уложены специально, а потому, что Виктор, вероятно, по дороге нервно, не отдавая себе в этом отчета, то и дело ерошил их рукой. Одет он был по-прежнему в светлую водолазку и темно-синие джинсы. В руках держал небольшую сумку для ноутбука.
Поприветствовал дам, отпустив Любе такую обворожительную улыбку, что женщина залилась вдруг краской. Инга, заметив это, подивилась про себя: подругу уже давно ничем нельзя было смутить. Разве что застать неприбранной, что казалось невозможным. Естественный румянец и смущение будто скинули хозяйке квартиры сразу десяток лет, а то и два. Бросив на расшнуровывающего летние туфли гостя тайный взгляд, в котором проскользнул женский интерес, смешанный с сожалением, что этот привлекательный мальчик годится ей почти что в сыновья, Люба грудным голосом произнесла:
– Прошу вас на кухню! Чай? Кофе? Или, может, что покрепче? У меня есть отличный коньяк…
– Нет, спасибо, коньяк не могу, – поднял на хозяйку смеющиеся глаза Виктор. – Я за рулем. А вот, пожалуй, от чая бы не отказался.
– Черный, зеленый, жасминовый, травяной, земляничный… – начала перечислять Люба под тихий смех Инги.
– Зеленый, – прервал ее Виктор и, тоже еле сдерживая смех, переглянулся с Ингой.
– На мою подругу ты произвел сильное впечатление, – шепнула ему, когда Люба, распрямив плечи больше, чем обычно, отправилась на кухню готовить угощение.
– Я не нарочно, – повинился он, ничуть при этом не смутившись.
– Врешь! Ты очень хочешь ей понравиться, потому что тебе от меня что-то нужно.
– Связался с ясновидящей, – притворно вздохнул Виктор. – Насквозь видишь.
– Я не рентген – просвечивать тебя до костей, – усмехнулась Инга. – Пойдем, расскажешь, в чем дело.
Виктор не сорил ненужными словами, начиная издалека, с присказками, расшаркиваниями и прочей мишурой, облекающей его просьбу в красивую обертку. Он сделал глоток чаю, приготовленного для него хозяйкой, поставил чашку на стол и, подняв глаза на замерших в ожидании женщин, сказал: