Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

6.3. – Интересная социальная выборка, – говорит Питер. – Я работаю в Кризисном центре для геев три дня в неделю и каждый раз принимаю больных СПИДом, но среди моих знакомых никто не болеет. При этом я знаю тех, у кого заболели восемь, девять, десять друзей. – На скатерти с бахромой, покрывающей круглый дубовый стол, стоят три хрустальных бокала с белым вином. – Тут надо помнить вот что. Всей этой статистике по количеству сексуальных контактов в год на среднего больного со СПИДом – от шестидесяти до трехсот – доверять нельзя. Как тут вычислить среднюю единицу? Одни утверждают, что у них за всю жизнь было всего два контакта, и последний состоялся два года назад. Другие называют просто астрономические цифры, три-четыре тысячи в год. И те и другие, учитывая деликатность темы, могут как преувеличивать, так и преуменьшать по самым разным причинам. – Сейчас у нас июль 1983-го. Питер уже полгода работает волонтером в нью-йоркской клинике.

– Питер, – говорю я, – ты же знаешь, что означают триста контактов в год. В четверг идешь в подходящий кинотеатр и проводишь полтора часа в заднем ряду балкона, в пятницу по дороге с работы заходишь на двадцать минут в подходящий общественный туалет. В каждом месте можно иметь по три контакта с эякуляцией. Шесть контактов за два часа в неделю дают за год триста двенадцать контактов. Ты не хуже меня знаешь, что можно работать по восемь часов в день, вести активную социальную жизнь и даже к ужину не опаздывать, имея свои триста контактов в год. Так живут тысячи мужчин в этом городе. – (Я сам делал это больше дюжины лет, совмещая жену, относившуюся к этому снисходительно, и ребенка с активной гомосексуальной жизнью – и уже шесть лет после развода продолжаю в том же духе.) – И это даже без походов в бани или в бар с задней комнатой, где можно поднять свои показатели вдвое-втрое. Мужчины-гетеросексуалы, освещающие СПИД в СМИ, просто понятия не имеют о размерах сексуальной активности, доступной геям в Нью-Йорке! Они понятия не имеют, составляя эту статистику, – говорю я, – что вполне приличного вида гей лет двадцати или тридцати может поиметь два-три контакта в метро, пока едет к врачу, чтоб на СПИД провериться! – Я сам удивился такой своей вспышке – как, думаю, и двое других за столом.

– Но мы также знаем, Чип (это моя кличка, полученная лет в десять), что многие геи – возможно, тысячи – могут пересчитать свои контакты за год по пальцам, – говорит Питер, накалывая на вилку ломтик жареной картошки. – Больные, с которыми я работаю, действительно жили на скоростной полосе, но у нас все еще нет надежного статистического прототипа сексуального поведения. Мой личный опыт указывает на внутривенные инъекции и пассивный анал – то, что называют анекдотической информацией. Опыт у каждого свой, и все разные.

Солнечный свет, розоватый из-за витражного окна, открытого этим июльским утром, зажигает серебром стальные приборы.

6.3.1. В Неверионе, конечно, своя модель. Сколько-то лет назад эпидемия пришла на Ульвенские острова, и императрица, сострадательная владычица их, посылала корабли и лекарей, чтобы вывезти оттуда здоровых.

Власти Колхари, самого современного и прогрессивного из тогдашних городов, имели некоторое представление о чуме, но без текста Арто представляли ее на более примитивном уровне, нежели мы. Благодаря известиям с островов они знали, что такого в их городе нельзя допускать.

6.4. Ночью двадцатидвухлетнему Ферону (его уже не раз удивляло, что он дожил до таких лет) полегчало. Такое уже случалось, и чудесного исцеления он не ждал.

Лежа на соломе под одеялом, которое сам окрасил в оранжевые и голубые тона, он повернулся на бок (поясница болела, отвлекая от тошноты), вспомнил об отце, улыбнулся.

В семнадцать лет он работал в дубильне, а отец – на постройке Нового Рынка.

Каждую дюжину дней отцу давали выходной, и он отсыпался.

Ферону давали отдохнуть два дня из десяти.

Третий по счету его выходной совпал с отцовским, и накануне вечером они долго сидели при лампе, зажженной от углей в очаге.

На сильной коричневой отцовской руке лежали тени от волосков. Огонек лампы колебался, и они шевелились.

Отец шумно ел деревянной ложкой крупяную похлебку с перцем и салом, приготовленную Фероном.

«Давай завтра куда-нибудь сходим вместе», – сказал он.

«Давай», – ответил Ферон, не совсем понимая, что он имеет в виду.

Они легли спать. Ферон упирался пяткой в пальцы другой ноги, руки у него пахли чесноком и новой варварской приправой, корицей (отец с этим новшеством кое-как примирился), пахли корой, мокнущей в каменных корытах.

У входа на Мост Утраченных Желаний отец потеребил ухо, поросшее седым волосом, и спросил (Ферон побаивался тревожных нот в его голосе, зная, что за ними часто следует наказание):

«Ты раньше ходил сюда?»

Ферон, конечно, ходил через мост на Старый Рынок. Он знал, что отец не об этом спрашивает, но простое «нет» значило бы, что он хочет задобрить отца. Между тем он работал в дубильне, как взрослый, и уже вырос из этих уловок.

«Нет, – ответил он. – То есть да. Ходил».