Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

«Нет, – подумал Горжик, – померещилось из-за игры пламени». Или из-за пива, которое он решил не пить, но все-таки выпил.

Нойед, сидя на другом конце стола в своем железном ошейнике, смотрел не в огонь, а на стену у очага.

– Я вижу сны… – сказала принцесса, покачиваясь на бревенчатой скамье. – Знали бы вы, что мне снится, одноглазая моя обезьянка, мой великий Освободитель. – Волосы у нее поредели так, что на солнце сквозь них сквозила кожа, одежда пообносилась. Она сидела близко к огню, и лицо ее блестело от пота, между тем как солдаты, чьи голоса и смех доносились до них, часто жаловались на сырость и холод. Ее сморщенная, со старческими пятнами рука потянулась к тяжелому кубку с усадебным сидром, крепким как водка – и промахнулась. – Мне снилось, что мы с тобой, Горжик, заблудились детьми в чертогах Высокого Орлиного Двора и ищем дорогу по хлебным крошкам, как голодные крестьянские дети в старинной сказке.

– У нас не было общего детства, моя принцесса, – усмехнулся краем рта Горжик. – И голодать вам не приходилось.

Она нашарила-таки кубок, поднесла к губам, выпила.

– Почем ты знаешь, Освободитель? Ты-то уж верно не голодал. Всем бы рабам такие мышцы, какими ты щеголял во дворце – поневоле задумаешься, правду ли рассказывают о рабстве. Нойед другое дело: на него глядя, всему поверишь.

Бревно, подброшенное в огонь, на поверку оказалось сырым – оно шипело и плевалось, будто коря сухие дрова за их смоляные слезы.

Горжик рассеянно вел пальцем по карте; намеченный им путь, когда он отвлекся, свернул куда-то не туда, как заблудший в тумане путник.

– Нойед, ты на что так уставился?

Тот вздрогнул.

– На камни, хозяин. Видишь эти камни у очага? Я все думаю…

– Он думает, размышляет, прикидывает, – сидр выплеснулся из кубка, – а я все больше грежу…

– Вон из того стыка все время ползет туман. Это сырость превращается в пар или он снаружи сочится?

– Спроси принцессу, это ее замок. – Голоса солдат стали громче. – Чего они не поделили на этот раз? Уж эти мне варвары, что мужчины, что женщины. Им бы заодно быть, а не кидаться друг на друга за каждую мелочь.

– Заодно, говоришь? Ах, мой Освободитель. Я потому лишь тебя и поддерживаю, что не обязана быть с тобой заодно. Да, я снабжаю тебя деньгами, кормлю твоих людей и плачу им, принимаю вас в своем доме – и горжусь этим. Мужчина может многому научиться, лишившись женской поддержки, – спроси любого из своих варваров, они тебе скажут, – но ты, боюсь, никогда не научишься. Да, это мой замок, верно. И новое крыло, между прочим. Посмотри вверх – там есть крыша! Вас всех я разместила в маленьких покоях, пробитых в стенах старого чертога без кровли, и сама тоже в таком живу…

– А что, если дождь пойдет, госпожа? – заволновался Нойед.

– Дождь? В это время года, обезьянка, в Неверионе дождей не бывает – только туман. – Принцесса взмахнула кубком, пролив еще больше сидра. Ее речь становилась несвязной. – Сиди тихо, не то велю тебя зажарить на вертеле и съем, как Безумная Олин своих сыновей – тогда, правда, дождь лил ливмя…

– Хозяин! – Нойед взобрался на стол с ногами. – Когда мы уйдем из этого замка в другой…

– Я грежу… – бормотала принцесса. – В своем старом, холодном замке на краю Невериона я грежу о благородстве, величии, истине. Мне снится, что своими скудными средствами я помогаю великому человеку в его благородном деле. Его человеколюбивые устремления вновь вселяют цель и страсть в эти древние камни. Я буду любить и почитать его за преданность истине, он будет любить и лелеять меня за преданность ему. О, мои грезы… Хорошо бы выйти из них живой, но и в противном случае жаловаться не стану. Если же, помимо жизни, приобрету еще что-то, буду полагать себя счастливейшей из женщин. Я достаточно стара, чтобы знать, что у снов есть начало, наивысший миг и конец – все, что делает истории странствующей сказительницы не слишком жизненными, но зато интересными. Я начала этот сон с твердым намерением досмотреть его до конца хотя бы ради того, чтобы увидеть, с чем он меня оставит. Порой я думаю, что жизнь следует подвергать сомнению и вопрошать – как сны, как сказки, как планы, как обманы, если угодно, – но не следует слишком круто менять ее на середине пути, иначе ты рискуешь так и не разгадать ее тайн. Если вы, мой великий Освободитель и мой одноглазенький, должны уйти из моего сна, чтобы смотреть свои – уходите. Я уж как-нибудь выдержу, оставшись одна при своем.

Солдаты за косой балкой гремели оружием и смеялись. Среди них расхаживал офицер со стопкой пергаментов, дружески беседуя с одними, приказывая что-то другим.

Горжик поднял свою кустистую бровь, а Нойед, обняв колени, спросил:

– Как вы научились видеть столь мудрые сны, госпожа моя?

Принцесса молчала, уставившись в кубок.

Офицер подошел к ним и бросил на стол пергаменты.

– Взгляни на это, Освободитель, если не раздумал еще уходить.

– На краю Невериона, – забормотала принцесса, – ты строишь планы идти куда-то еще, но куда?